Аллегро на Балканах - Александр Михайловский

– Ну хорошо, – сказал Франц Фердинанд, – будем считать, что мы договорились. И еще… господин Одинцов. После того как мы достигли соглашения, быть может, вы сообщите мне все известные вам сведения, касающиеся распада Австро-Венгрии и обстоятельств этого прискорбного события? Причины-то мне ясны, но вся картина в голове еще не сложилась.

– Приходите сюда завтра, после часу дня, – сказал канцлер, сверившись с рабочим блокнотом, – тогда и поговорим.

8 августа 1907 года, 20:25. Санкт-Петербург, Зимний дворец, личные апартаменты правящей императрицы, рабочий кабинет.

Гости откланялись, после чего эрцгерцогская чета отправилась в отель «Европа», где у нее был снят королевско-президентский номер, а кайзер Вильгельм убыл в германское посольство, ибо считал уместным ночевать именно на германской территории. И Францу Фердинанду с Софией, и германскому кайзеру было о чем подумать после этого разговора, а наследнику австро-венгерского трона еще и предстояло многое обсудить с женой. Сегодня им поступило предложение, о котором они не могли и мечтать. Их дети, которые в прежней парадигме всю жизнь должны были оставаться частными лицами, вдруг обретали права на престолы и выходили на королевские орбиты. Габсбурги вымерли – да здравствуют Гогенберги.

Потом императрица вежливо попрощалась со своим канцлером, который оставался доделывать начатые дела, и, обернувшись к принцессе Виктории, сказала:

– Пойдем, сестрица, поговорим о нашем, о монаршем…

Разговаривать предстояло в личных апартаментах правящей императрицы, в ее рабочем кабинете. Солнце за окнами с тройными стеклами уже село, и над Невой разливалась багровая вечерняя заря, навевающая мысли о гибели мира и прочей ерунде. Поэтому императрица первым делом хлопнула в ладоши, вызвав к себе верную У Тян, чтобы та зажгла электрический свет и задернула тяжелые плотные шторы. И только потом Ольга пригласила подруг сесть в глубокие мягкие кресла. Теперь, когда рядом с государыней были все свои, первая статс-дама могла уже не стоять у нее за спиной, сжимая под муфтой вороненый браунинг, а сесть в кресло и приготовиться к познавательной беседе.

– Итак, сестрица Тори, – сказала Ольга, когда У Тян наконец вышла и закрыла за собой дверь, – ты, наверное недоумеваешь, к чему был весь этот спектакль, на который я тебя позвала. То есть это для тебя был спектакль, а для моего дорогого дядюшки Вилли и любезного Франца Фердинанда с его супругой все было всерьез…

– Не знаю, – пожала плечами британская принцесса, – наверное, если бы ты хотела предать наши Брестские договоренности, то не звала бы меня в свидетели этого дела. Но со стороны все выглядело так, будто ты сговариваешься с нашими врагами за спиной Франции и Британии.

– Франции – да, а вот Британии – нет, – сказала русская императрица. – Франция с самого начала была чисто техническим участником Брестских соглашений, предполагаемая первая жертва тевтонской ярости, которую непременно нужно брать под защиту. Если никакой войны не будет, то мнение французов по этому вопросу тоже никому не интересно. К тому же в силу республиканско-демократического устройства своего общества французы болтливы как сороки: то, что знает один француз, вскорости станет известно всему свету. Британия – это, напротив, фирма серьезная. Вы, англичане, себе на уме, но тебе и твоему отцу я верить могу – предавать не в ваших интересах.

– Так… – задумчиво произнесла Виктория, – кажется, меня сейчас ждет очередная порция сногсшибательных откровений из будущего.

– Никаких откровений не будет, – отрицательно покачала головой Дарья, – ничего подобного у нас там не наблюдалось.

– Просто дядюшка Вилли почувствовал, что его гонят как барана на убой, и его тонкая душа взбунтовалась по этому поводу, – сказала Ольга. – Причем это возмущение было столь сильным, что он приказал своим генералам просчитать все варианты начала войны. Ну они ему и выдали, что победить Германия в такой конфигурации не сможет ни при каких обстоятельствах. Уж слишком хороша ловушка, сработанная моим канцлером: любой, кто в нее сунется, выйдет с другой стороны, держа свою голову в руках. Такое развитие событий германского кайзера не устроило, и он прискакал сюда наводить мосты, чтобы спасти себя и свою страну от ненужных приключений. При этом я шла на эту войну только в том случае, если она неизбежна и тевтоны пойдут походом против нас и всех остальных в погоне за жизненным пространством, а Британии, в силу состояния ее человеческих ресурсов, эта война противопоказана в принципе.

– Да, – эхом отозвалась Виктория, – Британии эта война противопоказана в принципе, как бы хорошо ни был организован ход боевых действий. Но тут надо понимать, что и мой отец, и адмирал Фишер говорят, что мощь Германии все время увеличивается, и недалек тот час, когда ее флот превзойдет флот Британии.

– А дядя Вилли уверен, что пройдет еще лет десять – и мощь нашей русской армии сравняется с мощью объединенных армий всей Европы, – сказала Ольга. – Германии просто нет смысла наращивать морские вооружения против Британии, если на суше русская армия разгромит врага и штурмом возьмет Берлин. Более того, он подозревает, что выдержать удар объединенных европейских армий и победить мы способны, набрав мощь прямо в ходе грядущей общеевропейской войны. На это его натолкнуло то, что в ходе переселенческой программы по заселению Сибири мы убираем большую часть своего лояльного и дееспособного населения из стратегического предполья далеко вглубь страны за Урал, и даже за Байкал. Германский кайзер хоть и воинственный бабуин, но далеко не дурак, и в таких условиях предпочел бросить карты, нежели играть с таким раскладом. Но так как война может обрушиться на Германию даже против ее желания, перед тем как окончательно урегулировать общеевропейский вопрос и присоединиться к Брестским соглашениям, ему необходимо утрясти свои взаимоотношения с Австро-Венгрией, чтобы славяноненавистник Франц-Иосиф даже случайно не втравил его в войну с Россией. Этот старый мизерабль, по моему мнению, и жену своего наследника недолюбливает не столько как выскочку, ухватившую себе партию не по чину, сколько как распутную чешку-славянку, покусившуюся на чистого немецкого юношу. Ну, или что-то в этом роде.

– То, что в ближайшее время войны не будет, это хорошо, – немного подумав, сказала Виктория. – Плохо то, что Германия, воспользовавшись мирной передышкой, продолжит набирать мощь и сможет бросить нам вызов позже, когда укрепится еще больше, а ее соседи ослабнут. Вы же сами рассказывали, что германцы способны нападать, внезапно разрывая сковывающие их мирные договора. А у нас дома не все так хорошо, как хотелось бы. Мой отец пишет, что скоро процессы деградации в Британской империи станут видны невооруженным глазом: ирландцы, что те сербы, рвутся на свободу, и даже лояльная до того Шотландия начинает беспокоиться и ворчать.

– Мирной передышки для Германии не будет, – сказала императрица Ольга, – немецкий народ обуреваем идеей завоевательной войны. И если в течение десяти лет кайзер Вильгельм не найдет выход для энергии, переполняющей его немцев, то ее избыток разорвет Второй Рейх вдребезги и на куски. И в то же время Африку у французов дядя Вилли воевать уже не хочет – во-первых, потому, что таким образом опять же можно получить общеевропейскую войну, и во-вторых, из-за того, что немцам не нравится африканский климат. Даже те объедки с чужого стола, которые уже ухватила Германия, испытывают недостаточный приток немецких колонистов. К нам, на сибирские черноземы, немцы едут гораздо охотнее, но для дяди Вилли они уже отрезанный ломоть. Общий уровень российско-германской дружбы через таких переселенцев поднять можно, а вот влиять на нашу политику из Берлина не получится. Ну, ты меня знаешь. Руки из плеч вырву за такое и к заднице пришью. И дальше будет только хуже.