Аллегро на Балканах - Александр Михайловский

– Юмор у тебя, сестрица, своеобразный, – усмехнулась британская принцесса, – так сказать, на любителя. Наверное, это влияние твоего мужа, тот тоже способен сказать такое, что потом десять мудрецов будут тереть лбы. Но это неважно. Важно то, до чего все же додумался наш милейший кайзер Уильям, чтобы, как говорят у вас, у русских, и на елку залезть, и в смоле не перепачкаться…

– Дядя Вилли решил, – сделав заговорщицкий вид, произнесла Ольга, – что наилучшим вариантом для его и его страны будет завоевание Южной Америки…

– Что?! – непроизвольно воскликнула Виктория. – Он с ума сошел?! И вообще, при чем тут Южная Америка?

– А при том, – ответила русская императрица, – что страны южнее Бразилии климат имеют близкий к европейскому, и при этом они лежат за пределами круга интересов европейских держав. Не думаю, что твой отец будет возражать, если Германия найдет себе дело где-нибудь подальше от британских владений. Уж я, посоветовавшись со своим канцлером, таких возражений точно не нашла. Чем бы германское дитя ни тешилось, лишь бы не разжигало костер посреди нашего общего европейского дома.

– Ну хорошо, – немного успокоилась Виктория, – готова признать, что нас с тобой новый бзик кайзера Уильяма уж точно не задевает. Но, во-первых – что по этому поводу скажет Франция, которой ужасно хочется отвоевать обратно Эльзас и Лотарингию? Во-вторых – наши североамериканские кузены считают всю Америку своей неотъемлемой собственностью. Ты представляешь, какой вой поднимется в их Конгрессе, как только они узнают, что Вильгельм решил покуситься на часть их собственности?

– Как говорят сами ваши кузены, проблемы негров шерифа не волнуют, – парировала Ольга. – А в роли негров в данной ситуации выступают сами Североамериканские Штаты, против которых мы готовы даже оказать Вилли прямую помощь. И вам тоже следует подумать о том же. Например, включить в Брестские соглашения пункт о взаимном обеспечении безопасности колоний. Будьте готовы к тому, что, набрав мощь, североамериканцы покусятся и на ваши владения. Это разбойничье государство один раз уже нарушило свою блестящую изоляцию, захватив у одряхлевшей Испании не только близкую себе Кубу, но и далекие Филиппины, и дальше такие случаи будут повторяться все чаще. Поэтому мы не просто одобрили, но и прямо поощрили стремление Германии вторгнуться в сферу североамериканских интересов и изрядно переколотить там все горшки. А что касается Франции, то это Россия и Британия взяли ее под свою защиту, а не наоборот, поэтому мнение демократических деятелей в Париже, которые сегодня есть, а завтра их нет, не волнуют нас ни в малейшей степени. Пусть радуются, что их землю не топчут сапоги германских гренадер, а если хотят воевать за Эльзас и Лотарингию, то пусть идут и воюют, но без нас. Воздух в Европе тогда станет гораздо чище.

– Да уж, – немного подумав, сказала британская принцесса, – не могу не признать твою правоту. Для Британии сейчас даже небольшая война была бы нежелательной, и возможно, что ты и твой канцлер устроили все наилучшим образом. Аппетиты наших кузенов рано или поздно придется укрощать, и не может не радовать, что эту миссию берет на себя германский кайзер, который еще совсем недавно виделся нам разрушителем Европы… Я отпишу своему отцу обо всем, что видела и слышала сегодня, и надеюсь, что он тоже одобрит твое решение. И да поможет нам Бог. А сейчас я пойду, время уже позднее, а мне неудобно стеснять такую добрую хозяйку как ты.

– И нисколько ты меня не стесняешь, дорогая Тори, – по-простому сказала Ольга. – Оставайся. Сейчас подадут ужин, а потом мы с тобой поболтаем, но только уже не о политике, будь она неладна, а о разных пустяках. С тех пор как Сашка уехал на войну, мне по вечерам стало как-то пусто и одиноко. А ты у нас, как-никак, интересная собеседница. И в первую очередь я хочу знать, как тебе понравилась Россия – так сказать, не с первого взгляда, а при ближайшем рассмотрении…

– Хорошо, – сказала Виктория, – я останусь. У меня к тебе много вопросов, но еще больше их к твоей первой статс-даме. Я хочу знать, что значит быть женщиной будущего, и вообще как можно больше о том мире… Ведь у него, помимо ужасных недостатков, с которыми вы все боретесь, были и какие-то достоинства. И теперь нам важно, меняя будущее на лучшее, вместе с грязной водой случайно не выплеснуть ребенка.

Императрица переглянулась со своей лучшей подругой и кивнула.

– Хорошо, Тори, – сказала она, – мы поговорим и об этом. А чтобы ты как можно лучше поняла этот вопрос, перед ужином все мы трое переоденемся в наряды, соответствующие той эпохе. Никаких брюк – только классика, но зато какая классика! Ступай в гостевую комнату, служанки тебя уже ждут. Присутствовать будем только мы трое, так что не стесняйся и не бойся. Все будет хорошо.

8 августа 1907 года, вечер. Санкт-Петербург, отель «Европа», королевский номер.

Эрцгерцог и наследник австрийского престола Франц Фердинанд, а также его морганатическая супруга графиня София Хотек фон Хотков, герцогиня фон Гогенберг.

Пока императрица Ольга болтала в своих апартаментах с кузиной Тори о всяких мелочах, совсем недалеко (меньше версты по прямой) два других человека говорили о гораздо более серьезных вещах. Несмотря на то, что переговоры прошли в целом успешно, наследник австро-венгерского престола вернулся в свой номер мрачнее тучи.

– Душа моя, почему ты такой мрачный? – встревоженно спросила супруга эрцгерцогиня София. – Ведь все прошло хорошо.

Франц Фердинанд приложил руку ко лбу и тяжело вздохнул. Затем сказал:

– Понимаешь, Софи, русская императрица, да и кайзер Вильгельм у нас по-настоящему самовластные государи. Что хотят, то и делают, и никто им не указ. Кайзеру Вильгельму рейхстаг может только давать советы, а России парламента и вовсе нет. Поэтому эти двое относятся к политике как к передвижению фишек на карте. Между собой они договорились; британский король, судя по всему, не возражает – а значит, всем остальным можно выкрутить руки. Дяде Вильгельм заявит, что или мой дядя уходит в отставку, передав трон наследнику (то есть мне), или Германия снимает с Австро-Венгрии свою защиту. Собственно, это наиболее простая часть плана, остальное гораздо сложнее. Начнем с требования вернуть в состав Сербии все земли с сербским населением. Самое простое – это Босния, прав на которую после денонсации Берлинского трактата у нас не осталось. Если следовать так называемому «международному праву», то эту землю стоило бы вернуть Турции, но боюсь, что когда война на Балканах закончится, турецкое государство и вовсе пропадет с карты мира. Императрица Ольга – она такая. Значит, придется возвращать эти земли в состав Сербии. Часть боснийских земель заселена сербами, часть хорватами, часть славянами-магометанами – и все это вперемешку, но это дела австрийской короны, и там мы как-нибудь договоримся. Гораздо хуже с Венгрией, которая встанет дыбом против любых реформ. И мой план, и план русской императрицы предусматривают упразднение венгерско-хорватского соглашения 1868 года и восстановления Хорватии как составной части Империи.

– Но, насколько я помню, к Австрии Хорватия присоединилась одновременно с Богемией, и задолго до Венгрии, – сказала София. – Когда в 1527 году, почти четыреста лет назад, в Мохачской битве погиб последний король Чехии, Венгрии и Хорватии из династии Ягеллонов Лайош (Людовик) Второй, престол в Праге унаследовал муж его сестры Анны Фердинанд Австрийский, и его же хорватское дворянство призвало в свои короли с правом наследования престола потомками. И этого акта никто не отменял. А Венгрия тогда разделилась на три части: одна была оккупирована османами, а две другие избирали себе королей. Королевская Венгрия выбрала себе в ненаследственные короли австрийского императора, а Восточная Венгрия продолжила избирать себе королей из местных магнатов. Поэтому первая венгерско-хорватская уния прекратила свое действие. И только сто пятьдесят лет спустя, при императоре Леопольде Первом, титул венгерского короля, закрепленный за австрийским императором, стал передаваться по наследству без всяких выборов. На тот момент Австрия, Богемия, Хорватия и Венгрия были четырьмя коронами, объединенными одной головой. Окончательно Хорватию Венгрии подчинила императрица Мария-Терезия, распустив Хорватский королевский совет и передав все хорватские дела в Будапешт. А упомянутое тобой венгерско-хорватское соглашение только закрепило сложившиеся порядки на бумаге. При этом венгерские национальные революционеры, в 1848 году взбунтовавшиеся против власти австрийского императора, сами отказывались признавать существование хорватской и словацкой наций. Лайош Кошут даже говорил, что просто «не видит их на карте».