Проект «Дом с привидениями» - Триша Клесен

Мне казалось, что папа сразу все расскажет Пейдж, но, взглянув на него, я поняла, как сильно он нервничает. По сравнению со мной Пейдж для него – большая угроза.

– Папа сегодня устроился на новую работу, – сказала я.

«Пожалуйста, не спрашивай, как долго он на ней протянет», – мысленно взмолилась я и умоляюще посмотрела на сестру.

Пейдж перевела взгляд с меня на отца и обратно, не решив еще, как быть.

– О! Где? – произнесла она беспечно, видимо еле сдержавшись: я почувствовала, как сестра нервно трясет ногой под столом.

Пейдж сощурилась, но смотрела только на пиццу. Наверное, боялась услышать ответ.

Я пригляделась к папе: не стыдно ли ему перед Пейдж? Помню, как он покраснел, рассказывая нам о том, что устроился продавать машины. И помню, как Пейдж с ехидством кричала, что он не способен продать даже подержанную «тойоту».

Папа «до» работал в банке. Я так и не запомнила название его должности, но знаю, что место было хорошее. Поэтому мама могла не работать. Папа «после» уже не справлялся с высокими требованиями, предъявляемыми работникам в подобных местах.

– В банке, по правде говоря. Буду специалистом по кредитованию.

Мне это ничего не говорило – отличается новая должность от прежней или нет? – но звучало неплохо. Я закусила губу и подалась вперед, гадая, не думает ли Пейдж о том же самом.

– Не знала, что ты планируешь вернуться к банковскому делу, – съязвила сестра.

Я чуть не прыснула: обычно такие фразочки выдают пожилые дяди с блестящими лысинами и выпирающими животами. А не Пейдж с соусом от пиццы на щеке, неряшливым хвостиком и упавшими на лицо волосами.

– Честно говоря, я сам не знал, чего мне хочется. Вакансий было не особенно много, но, как оказалось, мой бывший коллега теперь управляет ссудным отделом в этом кредитном банке. И он… Ну… Он все понял…

Пейдж кивнула.

Я улыбнулась. Это здорово.

– В общем, начинаю я с понедельника. Работать буду с половины восьмого до половины пятого. Всех это устраивает?

Пейдж прикусила язык – видимо, боялась рассмеяться, потому что папы и так никогда дома не было. Но мы обе кивнули.

Потом я целый час не думала о маме. Забыла про Джизелу, миссис Картер и наш с Исайей проект.

Я поедала крылышки, кашляя от острого, обжигающего горло соуса. Пейдж рассказывала нам о конфликтах с посетителями кафе, а папа подробно описал, как прошло собеседование.

Интересно, неужели теперь так будет всегда? Чтобы вдохнуть глоток такой обычной, повседневной жизни, мне придется сначала пройти через кучу всякой дряни.

Около восьми я поднялась к себе в комнату с твердым намерением выполнить домашнее задание. У меня есть и другие уроки, кроме естествознания, а по английскому и математике я сильно отстала. Вот только меня опять притягивали к себе мамины дневники. За сегодня я ни разу их не открывала и уже скучаю по ее словам. Один раз в неделю вполне можно лечь спать попозже. Я пообещала себе следить за временем, уделять чтению не более получаса. Может, мама наведет меня на мысли о том, какие послания оставить папе с Пейдж.

Вряд ли это совпадение – то, что папа нашел работу и мы впервые за много месяцев ужинали вместе, и это меньше чем через неделю после начала проекта.

Обещанные полчаса вылились в два. В этом дневнике мама в основном жаловалась на Пейдж. Десятки страниц были посвящены тяготам жизни с подростком.

«На прошлой неделе я позвонила маме. Она целых десять минут распиналась о моих неэффективных методах воспитания. Видимо, некоторые вещи никогда не меняются. То же самое она говорила о моем подходе к учебе и выборе специальности в колледже.

Но было в ее критике и нечто полезное: я вспомнила свое детство. Раз – и я снова подросток, выслушиваю мамины бесконечные жалобы и наставления. Неудивительно, что тогда я ее ненавидела.

Мне вспомнилось все, что я говорила Пейдж на этой неделе, и – вот неожиданность! – в основном это были указания о том, что ей делать, как думать, какую одежду носить. Не удивительно, что она начинает тихо меня ненавидеть. Ставлю перед собой новую цель: сдерживаться и больше ей позволять. Нет, не пьянство, наркотики, секс и прочие серьезные вещи. Но голубые пряди у нее в волосах я переживу».

Пряди были ужасные. В момент слабости, что у Пейдж бывало редко, она даже призналась, что жалеет о мелировании, но маме об этом сказать не решается. Интересно, гложет ли сестру это сейчас? Ведь есть слова, которые так хотелось произнести, и слова, о которых жалеешь.

У меня есть несколько таких.

Например: «Мама, на самом деле это я испортила твое жемчужное ожерелье. Знаю, ты всегда меня подозревала, но мне было очень страшно признаться».

Или: «Я вовсе не хотела сказать, что мне за тебя стыдно».

Вспоминаем ли мы обо всем этом, покидая наш мир? И что лучше – помнить или забыть?

Было уже поздно, но у меня вдруг появилось неодолимое желание услышать мамин голос. Не в своей голове, а на самом деле. Наверняка у нас где-нибудь остались видео. Я на цыпочках спустилась вниз по лестнице. В гостиной было совсем темно, но свет я не включила, чтобы не привлекать лишнее внимание. Я открыла шкафчик под телевизором и принялась рыться в коробках. В основном там лежали старые DVD-диски из нашего с Пейдж детства: мультфильмы Диснея и тому подобное. Нашлась парочка неподписанных серебристых дисков – их я отложила в сторону. Потом проверю, что там, у себя на компьютере.

Кажется, раньше видеокамера хранилась в шкафчике на лоджии, которая по совместительству была еще и офисом. Она находилась в задней части дома, и мама выбрала ее в качестве своего рабочего кабинета, потому что не хотела торчать вдали от нас в темном подвале. Так что родители ставили туда обогреватель зимой и кондиционер летом.

Внешнюю стену лоджии занимали пять больших окон, и сегодня в них лился свет почти полной луны. Давно я сюда не заходила. Наверное, как и папа с Пейдж. На письменном столе был такой толстый слой пыли, хоть слова пальцем выводи. Вряд ли за эти месяцы хоть кто-то открывал здесь окно или включал кондиционер. У нас с Пейдж теперь есть собственные компьютеры, а папа… ну, он не так часто бывает дома, чтобы им пользоваться.

Я открыла шкафчик, забитый разным барахлом. У нормальных людей все это добро хранится в ящике стола. Мы отвели под него целый шкафчик. Батарейки, скотч, листы бумаги, коробочка со всякими зарядками. Видеокамеры нигде не видно, но чехол цифрового фотоаппарата сразу бросается в глаза. Он весь расписан желтыми маргаритками.

Мама мечтала о хорошем фотооборудовании, так что мы с Пейдж убедили папу сделать ей подарок на День матери. Именно в том году она решила стать фотографом. Повсюду таскала с собой этот фотоаппарат. От объектива было нигде не скрыться. Мама требовала, чтобы мы ей не позировали, и даже кричала на нас, когда мы улыбались в камеру. По ее словам, лучшие снимки – случайные, и она тренировалась подбирать нужную диафрагму, что бы это ни значило.