Сердце лётного камня - Марина Ясинская

– Надо было и нам шарики смастерить, – с сожалением протянула Ника; она заразилась всеобщим настроением и тоже хотела запустить в темное осеннее небо цветного летуна.

– Так давай купим! – тут же предложила Агата и кивнула в сторону фургончика, бойко торговавшего воздушными шариками с уже заправленными масляными лампами.

– Не успеем, – предрекла Ника, взглянув на длинную очередь, а затем – на башню Облачной ратуши на противоположном берегу реки.

Запуск шаров начинался ровно в одиннадцать, с последним звуком боя курантов, и сейчас минутная стрелка была уже в каких-то трех делениях от верхней отметки. Люди принялись зажигать свечи и лампы, готовясь отправлять шары в воздух, и вот-вот начнут отсчитывать вслух оставшиеся до запуска секунды.

– Жаль, что мы вовремя не сообразили, – вздохнула Агата.

– Жаль, – согласилась Ника. – Надо будет на следующий год обязательно исправить это упущение.

– Зачем ждать до следующего года, – раздался вдруг позади чей-то голос, и перед Никой появился воздушный шар из тонкой газетной бумаги, выкрашенной в ярко-желтый цвет, – если можно сделать это прямо сейчас!

Ника автоматически приняла бумажный шар, обернулась и встретилась взглядом с глазами цвета темного янтаря, внимательно смотрящими на нее из-под широких черных бровей.

– Ансель! – удивилась она. Не тому, что он на празднике – в конце концов праздновать на улицы вышел весь город, а тому, что они встретились в такой огромной толпе.

– Эй! – вмешалась тут Агата и толкнула подругу локтем в бок. – Неужели это тот самый…

– Механикер, – не дала ей договорить Ника, чувствуя, как неумолимо краснеет. – Я тебе вчера о нем рассказывала.

Ника и впрямь еще вчера рассказала подруге о том, что случилось на авиодроме, и о единственном мужчине-механикере. Но о том, что это был тот же самый юноша, с которым она танцевала на Ассамблее в Кибири незадолго до переезда в столицу, она умолчала.

Агата окинула Анселя оценивающим взглядом и представилась, протягивая руку для поцелуя:

– Агата.

– Ансель, – ответил тот, прикладываясь губами к ладони. Но притворяться, что они никогда прежде не виделись, юноша не стал. – Рад, что на этот раз мы с вами познакомились.

– Да, на этот раз обстоятельства к этому располагают куда больше.

– А это мой приятель Тайрек, – продолжил Ансель, указывая на невысокого симпатичного блондина с озорным взглядом голубых глаз, который держался неподалеку. – Тай-рек, это Ника и Агата.

– Вы тоже механикер? – поинтересовалась Агата, когда церемония приветствий была закончена.

– Ну уж нет, – с комичным выражением ужаса на лице покачал головой блондин. – Я работаю в Министерстве труда. Личный секретарь начальницы департамента.

– Замначальницы, – с улыбкой поправил Ансель; его забавляла эта манера Тайрека пускать пыль в глаза. – И – бывший секретарь.

– Частности, – небрежно передернул плечом тот и доверительно сообщил Агате: – Происки завистливых конкурентов.

Та хихикнула и обернулась к Нике:

– Так чего мы ждем? Поджигай! Сейчас уже начнут бить куранты, а у тебя ничего не готово.

– Давай лучше ты, – повернулась Ника к Анселю и протянула ему бумажный воздушный шар. – Ты же явно собирался его запустить. И, в отличие от нас, заранее подготовился.

– Ерунда, – ответил Ансель. – Считай это моей благодарностью за то, что не настояла на моем исключении из школы.

– За что? Ты ведь нашел реальную неполадку…

– Эй, – перебила их Агата, кутаясь в пушистую шаль: с реки тянуло холодом. – Вы сейчас все пропустите со своими вежливостями. Не можете решить, кому запускать – запускайте вместе.

Ника замешкалась.

Ансель усмехнулся, поняв причину ее нерешительности. Вместе воздушный шарик запускали влюбленные в день свадьбы. Вместе его отправляли в небо рассорившиеся пары в знак своего примирения. Всей семьей маленькие аэростаты посылали в небо в день Воздушных Шаров. Даже предложения нередко делали с их помощью: дама запускала в воздух бумажный шарик, и если джентльмен был согласен стать ее мужем, то он ловил шарик за привязанную к нему длинную ленту. Наконец, были еще глупые легенды и поверья, что если запустить воздушный шарик вдвоем, то это соединит людей на всю жизнь…

Словом, во всех сценариях совместный запуск бумажных аэростатов предполагал наличие романтики.

Но Ансель-то знал, что ни о каких романтических чувствах с его стороны не может быть и речи; эти чувства принадлежали только Мие – и умерли, когда умерла она.

Впрочем, формально она еще не умерла. И его чувства к ней – тоже; они забились в самую глубину его души и ждали… ждали неизвестно чего.

И никакие воздушные шарики не были им угрозой.

– Давай поджигай, – решительно распорядился Ансель, снова нарушив тем самым правила общества, требующие от джентльмена всегда и во всем уступать инициативу даме, и протянул девушке спички.

Ника, кажется, даже обрадовалась, что он принял решение за нее. Взяла коробок и, пока юноша аккуратно держал легкий бумажный шарик, подожгла фитиль масляной лампочки внутри. Осторожно придержала край шарика, чтобы тот случайно не загорелся от язычка пламени.

Бой курантов понесся над рекой и над всем Сирионом.

– Десять! Девять! Восемь! – начала громкий отсчет толпа. Ника окинула ее взглядом. Это было море колышущихся огней, океан дрожащих звезд, готовых взмыть в темное небо.

– Три! Два! Один! Взлет! – ликующе проскандировала толпа, и тысячи трепещущих огоньков дружно начали подниматься в ночную высь.

Ника с Анселем переглянулись – они оба придерживали шарик – и, кивнув друг другу, отпустили своего бумажного летуна. На миг тот нерешительно завис в воздухе, словно размышляя, что делать, а затем плавно и неторопливо стал подниматься.

Запрокинув голову, девушка следила за шариком до тех пор, пока он не смешался с другими в парящем высоко над головами облаке огней, и внезапно внутри ее вдруг словно что-то щелкнуло и мгновенно освободило ее от всех волнений и тревог, которые не отпускали ее уже очень давно. Нику переполнило ощущение счастья – того легкого счастья, которое не омрачено беспокойством о том, что будет дальше. Того яркого, быстротечного счастья, которое существует здесь и сейчас. Того светлого, цветного счастья, которое бывает лишь в детстве.

Ника словно опьянела от этой холодной осенней ночи, от тысячи трепещущих язычков огня в небе, от близости мечты и ощущения, что она стоит на пороге чего-то совершенно прекрасного. Она вбирала каждую крупицу, каждое мгновение этого счастья. Собирала горстями в охапку – так много, как только могла. Кто знает, будет ли она когда-нибудь еще так же беззаботно счастлива…

* * *

Как-то так получилось, что Агата и Тайрек остались позади, а Ника с Анселем бесцельно и неторопливо шли вместе с празднующей толпой. Они задержались около уличных музыкантов, затем смотрели на представление жонглеров и лицедеев и, чудом заняв краешек лавочки на набережной реки, пили горячий какао, грея руки о стенки чашек. Они смотрели, запрокинув головы в небо, на тысячи тающих в нем огоньков, и молчали – спокойно и расслабленно, как могут молчать только давние, хорошо знающие друг друга друзья.