Проклятие красной стены - Алексей Витаков

— Отчего же сам пан Глинка не очень лакомится собственными творениями?

— Мария, — Глинка по-доброму погрозил пальцем, — не вводите во искушение!

— Да уж, куда уж! Если за двадцать лет так и не поняла, где в доме спальня моего хозяина, то остается надеяться только на пирожные! А вдруг когда-нибудь, словно райское яблоко, вкусит он запретный плод!

Мария хохотнула и ссыпала в горшок оставшуюся муку.

— Ох, Мария, Мария!

— Не сетуйте так, пан Глинка. Я прекрасно понимаю, что вам нужно держать форму. Только вот не понимаю, для кого? Ну, сами посудите: женщины у вас нет, девушка вам тоже ни одна никак не глянется. Или я опять ошибаюсь? А мо-о-жет, уже есть на примете?

Мария подмигнула.

— Вот мне бы, так все равно: толстый ли, худой ли! Уж если люблю, так любого! Главное, чтобы не нужно было щипцами доставать его достоинство.

— Мария, каждая шутка имеет свою красную черту. Не переходите ее, пожалуйста.

— Ох уж этот ясновельможный этикет!

А про себя добавила: «Самому наплевать на себя, так хоть бы о других подумал».

— Если бы мне было наплевать на себя, — Глинка повернулся к помощнице, — то я бы спускал заработанные деньги в питейных заведениях.

Мария ошарашенно посмотрела на хозяина и прикрыла рот пухлой ладонью, не понимая, как он смог прочитать ее мысли.

— Я иногда умею это делать! — продолжил Глинка, вскинув указательный палец.

— Чего, пан, вы умеете?

— Читать чужие мысли, Мария! Для этого много не нужно. Всего-то не есть жирного, сладкого и мучного в больших количествах, а еще вставать до восхода солнца и немного тренировать свое тело.

— А ложиться?

— Что ложиться?

— Можно вставать, пан Глинка, до рассвета, весь день впахивать, как заведенный, но вечером нужно обязательно с кем-то ложиться. Жить днем, чтобы наконец дождаться счастливой ночи.

— Ложиться нужно с закатом, дорогая Мария!

Глинка стал наносить взбитый крем на вытянутые корзиночки.

— С закатом так с закатом! — смирилась Мария и, глубоко вздохнув, что-то пробурчала себе под нос.

Спустя два часа пан Глинка натягивал видавший виды кафтан, подкладка которого скаталась кверху и торчала горбом; каблук одного башмака был специально немного подточен, чтобы возникала легкая хромота; войлочная шапка с пером довершала портрет бедного, но веселого пирожника.

Он шел, как обычно, держа перед собой лоток, прихрамывая на правую ногу, стуча деревянными башмаками по камням мостовой.

Горожане приветствовали сгорбленную одинокую фигуру. И дома словно оживали: по ступеням лестниц катился топот каблуков, кожаных и резиновых подошв, молоденькие пани летели наперегонки, дамы постарше выкрикивали свой заказ прямо из окон, мужчины чинно вставали в очередь.

— Пан Бонифаций!

Глинка аж вздрогнул, настолько окрик был резким и нетерпеливым. Обернулся. Перед ним стоял бледный Болен Новак.

— Я слышал его. Вы понимаете? Ну, тот, о ком мы с вами говорили!

— Молодой человек, давайте не здесь! — предостерегающим шепотом ответил Глинка. — Вы разве не видите, что кругом полно ушей?

— Хорошо! — закивал Болен.

— Вот ваши любимые, пани! Как всегда, только-только… — продолжал торг пирожник.

Болен отошел в сторону и стал терпеливо ждать, когда очередь растворится сама собой; руки его слегка дрожали, а прядь волос прилипла к влажному лбу. В каждом жесте молодого человека читалось бешеное волнение.

— Вы что, с ума сошли?! — наконец сказал пирожник, вытирая руки о льняной передник. — А ну, давайте-ка в сторонку. Что там такое случилось?

— Я его слышал. Он разговаривал со мной вчера около полуночи. Но появился караул. Я отвлек офицера и даже прошелся со стражей пару сотен шагов. К сожалению, когда вернулся, никого уже не застал.

— Вы можете описать его? — у Глинки еле заметно дернулась щека.

— Нет, он говорил со мной, стоя у меня за спиной в темноте. Мне даже показалось, что я слышу голос из какого-то другого мира.

— Вы настоящий мистик, пан Новак.

— Да что вы! Но дело в другом. Я узнал сегодня утром, что готовилась облава.

— И что же?

— А ничего. Солдаты пришли, а дом пуст. Словно кто-то предупредил их!

— Хм. Интересно, как узнали, где он прячется? Потом, вы сказали «их». Значит, с ним был еще кто-то? И кто же смог предупредить?

Пан Бонифаций закинул пустой лоток за спину.

— А что вас смущает?

— Смущает то, что кто-то идет за ним по следу и в то же время предупреждает.

— Вы полагаете, это одно и то же лицо?

— Нет. Просто по поводу слежки все более или менее понятно. А вот откуда взялись доброжелатели, да еще оказавшиеся на связи с преступниками?

— Вы считаете их преступниками?

— Не перескакивайте, пан Новак. Должен же я как-то их обозначать в нашем разговоре.

— Хорошо, хорошо.

— Так вот. Продолжаю. Тайная информация в канцелярии, получается, вовсе не тайная. Ее быстро передают нашим мстителям. А кто часто бывает в администрации и, мягко говоря, не симпатизирует нынешней власти?

— На что вы намекаете, пан Бонифаций? Да я бываю, точнее, бывал, и даже в кабинете главы города. И что?

— Понимаете, вас могут привлечь к расследованию.

— Да Бог с вами!

— Надеюсь, Он со мной!

Молодой Новак не почувствовал, что пирожник пытается сбить его с толку, переводя разговор на другую тему.

— В пыточных подвалах человек становится не подвластным собственной воле.

— Да прекратите же!

— Это вы прекратите искать с ним встречи.

— Но вы же сами мне посоветовали!

— Советовал, пока речь шла о избитых и еле стоявших на ногах пьяных рейтарах. А теперь совсем другое дело.

Глинка отмахнулся от летящего прямо в лицо кленового листа.

— Тогда я совершенно не представляю, что делать! До Божьего суда остается все меньше времени. Мне нужен поединщик, или я погибну от рук Валука, и моя сестра пойдет по миру.

— Я уже слышал вашу историю. А вы знаете еще одну новость? Удивлены, что я тоже могу кое о чем поведать? Так удивляйтесь дальше. Сегодня ночью была арестована женщина, крестьянка. Жена одного человека, которому Войцеховский чеканом проломил грудь. Человек этот, кажется, его звали Степаном Курило, умер. Солдаты пришли узнать, на месте ли их сын, поскольку поговаривают, что рядом с высоким монахом все время крутится мальчишка, отрок почти. В общем, стали навещать те семьи, в которых, по мнению следствия, могут быть обиженные. И вот такая семья нашлась. Вскоре после того, как хозяин умер, оказывается, исчез куда-то его сын. А вот куда он исчез, следствие надеется услышать от его матери.