Королевство вандалов. Взлет и падение - Ганс-Иоахим Диснер

В то время как вандальская королевская власть, связанная с родом Хасдингов, до иберийских времен и, по-видимому, еще в период африканского вторжения подвергалась определенным ограничениям со стороны родовой знати, то после подавления восстания знати в 442 г. она превратилась в абсолютную деспотию. Наряду с материальными опорами – войском, флотом и служилой знатью, а также государственной бюрократией – Гейзерих заложил и идеологические основы такого государственного устройства: во-первых, принцип наследования по старшинству, а во-вторых, арианскую церковь, которая, очевидно, соответствовала требованиям короля. Так как самое позднее начиная с 442 г. свободные соплеменники в качестве подданных («subiecti») сравнялись с римским провинциальным населением, вследствие чего король приобрел право наказывать их, руководствуясь исключительно своей волей. Это королевское право стало для многих вандалов роковым, и не только при Гунерихе, причем политические обоснования наказаний конкурировали с религиозными. И все-таки эта деспотическая власть, прямо зафиксированная в законодательстве, не наталкивалась ни на какие принципиальные возражения со стороны германцев. Жителями провинции, гораздо лучше знакомыми с судейским произволом, она была признана равным образом, коль скоро вандальское государство приобрело необходимый авторитет как во внешне-, так и во внутриполитической сфере. Это показывают не только высказывания придворных поэтов (Драконция [!], Луксория, Флорентина), но и многочисленные замечания ортодоксальных писателей, которые, несмотря на разнообразные опасения, теперь не могли не учитывать самого факта вандальского господства. Наряду с Виктором из Виты епископ Фульгенций Руспийский представляет собой лучший пример сотрудничества с идеологией вандальских властителей – что включало и признание права наложения наказаний! – без какого-либо признания связанного с вандалами арианства. Естественно, королевский деспотизм в более спокойные периоды развития считался как с интересами собственных соплеменников, так и (частично) с интересами провинциалов, чтобы предотвратить опасность объединения всех недовольных. Кажется, правление Гунериха и в этом отношении по большей части носило исключительный характер. Впрочем, в обмен на лишение политических прав вандалы и аланы получили равноценные привилегии: их земельные наделы – в противоположность остготам Теодориха – не облагались налогами, а вследствие частых военных походов они получали достаточно возможностей отличиться и обогатиться за счет захваченной добычи.

Возможно, лишь незадолго до 477 г. так называемым завещанием Гейзериха был окончательно установлен порядок наследования престола по принципу старшинства. Власть, считавшаяся родовой собственностью королевской династии («stirps regia»), должна была переходить к старейшему на данный момент потомку Гейзериха мужского пола, чтобы избежать любой междоусобицы. Кажется, благодаря этому плану династия Хасдингов значительно укрепилась, а разнообразные опасности регентства или даже разделения государства были исключены. Мудрое и предусмотрительное решение Гейзериха вскоре, однако, показало свою недостаточность: сам он и прежде всего Гунерих были вынуждены уничтожать своих родственников, и все же после смерти Трасамунда трон получил слабый Хильдерих, неспособность которого к управлению страной повлекла за собой незаконный захват власти Гелимером. Очевидно, с принципом старшинства были связаны различные положения законов, которые относились к неправящим Хасдингам и массе рядовых вандалов. Однако традиция в данном случае не высказывается точнее, так что по этому вопросу мы не знаем никаких подробностей, как и в целом по многим деталям истории вандальского права. Так как преемники Гейзериха также не предприняли никакой кодификации действущего законодательства, наши источники в этом отношении предоставляют гораздо меньше сведений, чем источники по истории вестготов, бургундов или франков, которым мы обязаны объемными собраниями законов [158].

Анализируя силу, суверенитет и легитимность королевской власти у вандалов (к сожалению, этот анализ с неизбежностью носит чрезвычайно отрывочный характер), приходится пользоваться самыми различными источниками (германскими, римскими, берберскими и восточными) и материалами (надписи, монеты, литературные произведения, иногда содержащие отрывки актов). Кроме того, следует учитывать хронологические различия: в то время как сам Гейзерих сформировал и укрепил свою королевскую власть на основании собственных военных и политически-дипломатических успехов, почти все его преемники только пользовались его наследием, но зачастую тем сильнее обращали внимание на внешнее значение королевского достоинства (Гунерих, Трасамунд).

Мы не придем к четким выводам, если попытаемся отделить королевскую власть от власти государственной: деспотизм государя столь пронизал все государственные функции и сделал их столь зависимыми от себя, что публичная власть казалась практически невозможной без короля; в этом проявляется основополагающее различие с Римской империей; позднеримское res publica (государство) было способно существовать и без императора, в то время как вандальское государство после насильственной смены своего устройства в 442 г. – как показывает его конец при Гелимере – существовало и умерло вместе с королем. В этом мы могли бы видеть дополнительное свидетельство недопущения к политической жизни свободных вандалов и аланов, которые хотя и стали со времен нашествия правящим классом, все же уступили королю все прерогативы, вытекающие из прав завоевателей. Тем самым, естественно, можно признать определенную справедливость определения Г. Ферреро, критиковавшегося выше [159]. В сущности, в новообразованиях, появившихся на территории империи в результате переселения народов, возникает положение, аномальное с точки зрения государственного права. Эти государства – представляемые королем и широким слоем знати и свободных соплеменников – в результате соответствующих договоров с Западной или Восточной Римской империями приобретают независимость; однако вскоре этот суверенитет переходит исключительно на государей, которые пытаются повысить свою власть и легитимность с помощью дальнейших завоеваний, соглашений и династических браков. В ходе этого процесса политического развития короли все еще нуждались в помощи собственных соплеменников, и все же те были низведены до положения военной касты и тем самым лишены всех возможностей дальнейшего развития. В типичном случае важнейшие функции управления, к выполнению которых часто привлекались также церковные служащие, были заняты римлянами, так что возникает противоборство военной и политической функций и самих функционеров (самый близкий пример: государство остготов при Теодорихе). Короли попеременно использовали германцев против римлян, а римлян против германцев и тем самым окончательно изменили свой статус, который стал сильно отличаться от их положения в эпоху завоевания Северной Африки, когда короли были лишь немногим выше родовой знати.

В той мере, в которой государствам, образовавшимся в результате Великого переселения народов, удалось наряду с суверенитетом обрести легитимность, речь идет скорее, естественно, о монархической, а не о демократической легитимности. Именно вандальское королевство является наглядным примером того, как, начиная с 442 г., был достигнут полный государственный суверенитет, одновременно «перенесенный» на государя, который затем создает свою династию и стремится к установлению ее легитимности. Если, как мы показали выше в анализе различных письменных свидетельств, подобная легитимность постоянно оспаривалась у варваров как таковых, то у короля новообразованного государства, в котором варвары составляли одновременно правящий класс и меньшинство населения, было больше перспектив, если он стремился к легитимизации своей личной власти. Династический брак наряду с другими дипломатическими средствами оказался для Хасдингов подходящим инструментом, чтобы заставить стихнуть до сих пор еще выдвигавшиеся возражения против легитимности вандальского господства. Положение дел вполне можно объяснить простой конфронтацией: Валентиниан III с того времени, как он обручил свою дочь Евдокию с наследником вандальского престола Гунерихом, больше не мог выдвинуть никаких основательных возражений против равенства и легитимности династии Хасдингов; однако он и позже продолжал критиковать последствия вандальских опустошений. Во всяком случае, общей тенденцией поздних римских политиков и писателей является прославление варварских правителей, часто импонировавших им своими достижениями, но одновременно третирование их соплеменников как грабителей и дикарей. Нельзя недооценивать лежащее в основе такого подхода намерение разделить «короля» и «народ». Какая ошибка содержится в подобной оценке, не требует дальнейших разъяснений.