День гнева - Йонас Бонниер

– Я был вынужден подыскать ей замену, – оправдывался Синдре. – Ради нас всех. Ведь и после смерти Кристины родители приводят сюда детей. Так ведь дальше не может продолжаться, или как ты считаешь?

– Я все улажу, но это займет пару недель. Она ведь поможет, эта… Лилиан Грёнберг? Она живет здесь, да?

– Первую неделю все шло просто блестяще.

– Моими детьми она тоже занимается?

Синдре кивнул и криво улыбнулся – конечно. И Эва вспомнила, что уже видела эту молоденькую белокурую девочку, которая как-то раз встретилась ей на дороге. Няни приходят и уходят, тема явно не стоила потраченного на нее времени, но про себя Эва решила, что больше не будет приводить детей в этот дом. Заниматься ими самой тоже не вариант, у избранницы Христовой без того забот хватает. В любом случае вопрос с няней пока остается открытым.

Понизив голос, Синдре перешел к главному, и тут слова хлынули из него потоком. Он взял руку Эвы обеими руками, сжал крепче обычного и смотрел глаза в глаза, ни на секунду не упуская ее взгляда.

Синдре обратился к Библии. Как всегда, без запинки цитировал целые пассажи, дополняя их короткими комментариями, – словно отцеживал зерно нужной ему истины.

Это было то, что он умел делать лучше всего, но сегодня его ловкость не особенно впечатлила Эву. Это было как акробатический номер, который Эва уже видела. Сальто и кувырки в воздухе утратили свое очарование, хотя выступление готовилось специально для этого вечера. Наконец Синдре перешел к главной теме вечера, а именно к СМС, которые посылал Эве последние недели.

– Я думаю, что нам с тобой стоит пожениться и вместе ждать пришествия твоего небесного супруга, – сказал он.

До последнего момента Эва надеялась, что Синдре не решится произнести это вслух, теперь же поняла, что именно этих слов ждала от него все это время. Ведь если до сих пор все его намеки и домогательства были не более чем проявлением несдержанности, то теперь граница дозволенного была пройдена окончательно, и с этим Эва уже не могла не считаться. «Осторожно, – сказала она себе. – Теперь самое главное – спасти троицу».

– Но ты забываешь, что я уже обручена, – со всей возможной строгостью в голосе напомнила она. – Кроме того, у меня уже есть земной муж. Это Петер Скуг, и мы оба пасторы.

Синдре готов был возразить подходящей случаю библейской цитатой, но тут на кухне появилась Лилиан Грёнберг. Она вбежала, ни о чем не подозревая, и тут же остановилась при виде Эвы Скуг.

– Эва?

Первым, на что обратила внимание Эва, были серьги Лилиан. Огромные зеленые смарагды, окаймленные крохотными бриллиантами.

Лилиан Грёнберг и в самом деле была красивая женщина. Длинноволосая блондинка с голубыми глазами, которые сейчас блестели любопытством. «Эти полные губы… – подумала Эва, – представляю, какими неотразимыми они выглядят в глазах мужчин». Лилиан не была ни хрупкой, ни маленькой, при этом всем своим обликом излучала беззащитность и женственность. Она широко улыбалась, но настороженность придавала лицу оттенок неуверенности.

– Не узнаете меня, – девушка протянула Эве руку. – Я Лилиан. Мы встречались… в общем, это вы предложили мне сюда переехать. И вот теперь я здесь и успела познакомиться с вашими замечательными детьми и очаровательным мужем.

Эва взяла ее руку. У Лилиан была странная манера говорить, как будто она сюсюкалась с щенком или маленьким ребенком. Возможно, это было связано с врожденной шепелявостью.

Эва показала на сережки:

– Какие красивые!

– Вам нравятся? – девушка казалась искренне польщенной. – Подарок Синдре.

– Кажется, я их узнаю, – заметила Эва, помедлив.

Вне сомнения, сережки были ей знакомы. Столько раз Эва восхищалась, видя их на Кристине.

– Я избавляюсь от ненужных вещей, – пояснил Синдре. – Перебрал одежду в гардеробе, столько всего отвез в Римбу. Кое-что пришлось раздать людям, чтобы хоть как-то отблагодарить за помощь.

– И Лилиан ты отблагодарил сережками, – подхватила Эва нарочито беззаботным тоном.

– Да, и они просто фантастика, – прошепелявила Лилиан.

– Они всегда мне нравились, – кивнула Эва.

Синдре посмотрел на нее и повернулся к Лилиан:

– Сними их.

Девушка уставилась на него непонимающими глазами.

– Сними, – повторил Синдре. – Думаю, мы должны подарить эти сережки Эве. Так ты их снимешь?

– Но… – Лилиан так и застыла на месте, – разве они не мои?

Синдре не отвечал, просто протянул сложенную ковшиком ладонь. Эва отвернулась, не желая усугублять и без того щекотливую ситуацию. Краем глаза она видела, как Лилиан вынула из ушей сережки и отдала Синдре, который выложил их на стол.

– Они твои, Эва, я всегда так хотел. Считай это авансом в счет нашего с тобой будущего.

27

– Иногда я думаю о том, – говорила Микаэла, – что в тот момент, когда Кристина красила волосы или делала маникюр вместе с Ясминой в последний день своей жизни, я впервые примеряла свое свадебное платье.

Они совершали обычный моцион вдоль дороги до Рикебю и обратно, потому что в плане маршрута особого выбора не предоставлялось. Микаэла боролась с лишним весом, она начала это делать еще в старшей школе. И вместо того чтобы сидеть за кофе с пирожными, взяла привычку общаться с сестрой во время прогулки спортивным шагом.

Сегодняшняя встреча сестер была инициативой Эвы. Две недели как начался февраль, а луга лежали влажные и желтые, хвойный лес перед ними стоял зеленый, как будто весна уже наступила. Времени почти четыре часа пополудни, но солнце уже садилось за лес, и только это не позволяло ошибиться с временем года.

– И? – спросила Эва.

– Что «и»?

– Ты что-то хотела этим сказать, тем, что ты примеряла свадебное платье за день до смерти Кристины?

– Не знаю, – ответила Микаэла. – Просто в этом совпадении есть что-то ужасное, разве нет?

Эва молчала и про себя жалела бедного Андерса, которому приходится терпеть такое каждый день.

Отношения Микаэлы с Андерсом Вестманом больше всего напоминали американские горки. От самозабвенной влюбленности Андерса, ставшей из-за холодности Микаэлы настоящей трагедией, до долгожданной взаимности, после которой община признала их состоявшейся парой. Конечно, Эва поддерживала и этот союз, без ее благословения он давно бы распался.

Когда супруги начали ссориться, Эва отправила их к Синдре, на курс семейной терапии. И вот прошлой осенью Андерс сообщил, что Микаэла влюблена в своего терапевта и сама в этом призналась.

То, что Синдре флиртовал со всеми женщинами в общине, вне зависимости от возраста, обычно Эву не беспокоило. Но этот случай вывел ее из себя. И не столько потому, что все получилось так банально и предсказуемо, сколько из чувства ответственности за младшую сестру, разница в возрасте с которой составляла ни больше ни меньше пятнадцать лет.