День гнева - Йонас Бонниер

Времени было половина восьмого вечера, но Петер еще работал. Он нанялся экспедитором в фирму с головным офисом в Йевле, и его рабочее время зависело от наличия заказов и доступности автомобиля. По расчетам Эвы, в тот вечер он должен был колесить где-то в окрестностях Эстерсунда. Или Сундвалля – сколько миль он наездил с тех пор, как она перестала следить за его маршрутами?

– Можно войти? – прервал ее мысли Синдре.

И переступил порог, прежде чем она успела ответить.

Дети были с няней, а Эва уединилась в комнате, которую называла своим кабинетом. Там стоял письменный стол без ящиков, книжный шкаф возле окна с наваленными на полки папками, картами и книгами. Но только это и напоминало о работе. Эве давно надоели эти обои и подобранные им в тон диванные подушки. Необходимость обновить обстановку назрела и перезрела, но в приоритете каждый раз оказывались более неотложные дела.

Тем более что старое кресло с голубой вельветовой обивкой Эве все еще нравилось. Его приобрели в семидесятые годы на блошином рынке, и с тех пор оно верой и правдой служило в доме Скугов. В нем так удобно было устроиться с ногами, особенно долгим зимним вечером. С некоторых пор Эва даже взяла привычку молиться в такой позе.

Никто и ни при каких обстоятельствах не должен был тревожить ее в эти часы. Синдре это знал, поэтому и пришел позже. Мысленно Эва приготовилась повторить ему то, о чем говорила сестре, – что они с Микаэлой должны пожениться. Но Синдре опередил ее:

– Теперь пути к отступлению отрезаны.

Эва растерялась. Что он имел в виду?

– Не здесь, – остановила она Синдре и повела в кабинет, где дети и няня не могли их слышать. Сколько часов они провели наедине в этой комнате, Эва не считала. Но, по ее ощущениям, это был кабинет Синдре в той же степени, что и ее.

– Способность справляться с трудностями делает нас теми, кто мы есть, – продолжал он, падая в голубое кресло. – Все в мире меняется, обстоятельства никогда не бывают прежними, и мы каждый раз должны спрашивать совета у Господа.

– Что случилось? – спросила Эва и тоже села в кресло, но как можно дальше от Синдре.

Она больше не была в нем уверена. Тем более, что надела прозрачную шелковую блузку, которая, как она знала, ему нравилась. Хватит ли у Синдре сил противостоять такому искушению?

– Родители, они объявились снова.

Синдре потер печальные глаза, не снимая очков.

– Какие родители? – не поняла Эва.

– Родители Кристины. Все аргументы исчерпаны, я не знаю, как с ними объясняться.

Синдре набрал в грудь воздуха и с шумом выдохнул через рот. Значит, Микаэла ничего не говорила, и он не в курсе планов Эвы предложить ему новую Кристину взамен умершей.

– Ну хорошо, – кивнула Эва. – И все-таки я не понимаю, о чем.

– Протокол вскрытия, – ответил Синдре. – Они хотят его видеть… требуют!

– Но зачем он им понадобился?

Эва и в самом деле была удивлена.

– Какая, в конце концов, разница, – почти закричал Синдре, проигнорировав ее вопрос. – Или мы не стоим на пороге нового времени? Или мы не в начале великих дел? Ты, конечно, можешь и впредь избегать меня, но никто не избегнет своей участи перед Господом.

Эва раздраженно затрясла головой:

– Объясни наконец, о чем ты говоришь. Почему родители Кристины требуют протокол вскрытия?

– Я не знаю, – ответил Синдре. – Сначала я ответил, что он еще не готов, потом еще раз то же самое, но они не отставали, и тогда я обещал его прислать. Как выкручиваться дальше – понятия не имею.

Эва покачала головой:

– Но почему бы тебе просто не отослать им этот протокол?

– Я не могу!

– Почему?

– Ты шутишь?

– Нет, – Эва искренне недоумевала.

– Там же декстропропоксифен.

– Декстро… – Эва запнулась. – О чем ты?

– Серьезно? Я был уверен, что ты в курсе… Так, ерунда, мы обсуждали это с Пером и Петером. Но при большом желании, – Синдре выделил голосом слово «большом», – дело можно истолковать неверно.

Эва почувствовала, как в ней пробуждается злоба:

– И почему ты не говорил мне этого раньше?

Синдре пожал плечами:

– Потому что это мелочь… А ты Фирца.

– Я отвечаю за все, что происходит в общине, Синдре, – прошипела она. – Перед Иисусом, людьми, перед всем миром… Что ты такое говоришь?

– Медики нашли в теле Кристины декстропропоксифен. Это химическое вещество, которое содержится в обезболивающих препаратах. В частности, в дексофене, который я принимал от сколиоза и который хранился у нас дома.

– Но…

– В организме Кристины обнаружена смертельная доза этого вещества. Причем не в желудке, что исключает вариант с таблетками.

Эва уставилась на Синдре непонимающими глазами:

– То есть…

– Я хочу сказать, что…

– Нет! – вырвалось у нее. – Я не хочу этого знать, слышишь?

Он пожал плечами:

– Собственно, знать тут нечего… Кроме того, что я понятия не имею, как буду объясняться с Юнасом и Юханной. Если я отправлю им протокол вскрытия и они все это увидят…

Синдре тряхнул головой.

– И что будет? – не выдержала Эва.

– Боюсь, они могут сделать неверные выводы. Тут ведь можно вообразить себе что угодно… в том числе и самоубийство.

Эва кивнула. Она видела, что Синдре успел поразмышлять над всем этим гораздо больше, чем она.

– И следующий вопрос будет, почему она это сделала, – дополнила его мысль Эва. – Как могла их любимая дочь, которая, как они считали, была так счастлива в Кнутбю, лишить себя жизни… Да, я и в самом деле не знаю, что тебе посоветовать.

Синдре кивнул. Поправил очки.

– Все верно, – согласился он. – Так оно и будет.

Эва подняла на него вопросительный взгляд.

– Для нас с тобой это, может, и к лучшему, – продолжал Синдре, решительно потирая себе бедро. – Это многое упрощает.

– Ты говорил с Лукасом? – перебила Эва.

– Лукас? – переспросил Синдре. – Он-то здесь при чем?

Муж Беттан Лукас вот уже два года как руководил фирмой «Веббюн», где работала Микаэла и куда Эва недавно пристроила Синдре в качестве экспедитора.

– Если у него есть программы, которые делают толстяков стройняшками, а желтые зубы ослепительно белыми, то что стоит ему стереть пару-другую строчек в протоколе?

Синдре скептически поджал губы:

– Это так важно для тебя?

– Скорее для тебя, – холодно поправила Эва.