Дедушка русской авиации - Григорий Волчек

— Деды, черпаки, караси, духи — подъем! Кобыхнов, Лада, Жужгов и Бегичев — спать!

ТЭЧ поднималась и строилась неохотно. Некоторых пришлось персонально сбрасывать с коек и вталкивать в строй.

— Довожу до сведения почтеннейшей публики следующее! Я никого не застучал, хотя и мог бы в отместку за пошатнувшееся здоровье. А оно-таки пошатнулось, и еще как — яйца чуть не отвалились! А если бы я стал импотентом, а? А олигофреном — после близкого знакомства с табуреткой? А если бы мне отпилили челюсть? Даже подумать страшно! Но перейдем к делу. Отныне в ТЭЧ вводится новый порядок! Есть один дед — Кобыхнов, один черпак — Лада, два борзых карася — Бегичев и Жужгов. Я и Володя Гиддигов — вне конкурса. Все остальные — караси, за исключением четырех духов. Подчеркиваю — четырех! Черемисов отныне — вечный дух, прямой наследник Вити Китаенко! Вопросы?

Вопросов не последовало.

— Теперь вторая проблема — Воскобойников. Тут вы немного перестарались, граждане экс-дедушки и экс-черпаки — у него все ноги в синяках. Соответственно, у вас могут быть крупные неприятности. Поэтому настоятельно рекомендую на допросах твердить одно и то же — ТЭЧ живет по уставу, хочет завоевать честь и славу. И еще отпуск и ранний дембель. У меня все. Отбой!

На следующий день приехала комиссия — три подполковника из политотдела корпуса. Они тоже обосновались в канцелярии ТЭЧ и, подобно Дроздову, вызывали поочередно солдат то ли на допросы, то ли на беседы, то ли на разговоры по душам. Но содержательных диалогов не получалось — бойцы ТЭЧ ограничивались тупыми односложными ответами. А Гоша не отказал себе в удовольствии поиздеваться над комиссией. Имея в активе обнадеживающее заявление Дроздова, Игорь позволил себе невинное развлечение в приятной компании. В течение полутора часов (столько длилась беседа с политотдельцами) Полторацкий поочередно разыгрывал то законченного дебила в третьей стадии олигофрении, то высоколобого интеллектуала, цитирующего Ницше, Спинозу и Кьеркегора.

В итоге комиссия уехала ни с чем. Воскобойникова в цинковом пиджаке увезли хоронить на родину, Варфоломееву, Рудыку и Охримчуку влепили строгие служебные и партийные взыскания, Курбатова разжаловали в рядовые, а ставшие вакантными сержантские лычки повесили на Кобыхнова.

Одновременно с этим в ТЭЧ появился новый замполит — капитан Нечипоренков. Капитан знавал в жизни и лучшие времена. Еще совсем недавно он был растущим перспективным политработником, замполитом соседнего авиаполка в звании майора. Но Нечипоренкову крупно не повезло — его подопечный старослужащий воин, упившись «массандрой», до смерти забил карася. Убийце дали пятнадцать лет (первые пять — в тюрьме), а Нечипоренкова понизили на одну ступеньку и в звании, и в должности.

В ТЭЧ замполит прибыл с твердым намерением навести железный уставной порядок и восстановить свое реноме. Обо всем этом Нечипоренков прямо заявил ТЭЧевцам, собрав их в Ленкомнате. «Я, воины, хохол — упертый, як козел. Запомните это» — такими словами замполит закончил свое выступление, после чего прочитал Полторацкому и Кобыхнову отдельную лекцию о том, что младшие командиры должны быть первыми помощниками и надежной опорой. Нечипоренков выразил надежду на дружбу, сотрудничество и взаимопомощь, а для начала предложил сержантам регулярно докладывать ему обо всем, что творится в подразделении (о нарушениях устава, дисциплины и распорядка дня — в первую очередь). Полторацкий в ответном слове был изумительно краток: «Служим Советскому Союзу, товарищ капитан!». Нечипоренков довольно улыбнулся и угостил сержантов дефицитными болгарскими сигаретами «Стюардесса». На том и разошлись.

Еще одним новичком ТЭЧ был рядовой Максим Филимонов. Осенью прошлого года он был с позором изгнан с пятого курса Ленинградского высшего военно-политического училища войск ПВО страны имени Ю. В. Андропова (причина отчисления осталась тайной) и направлен служить в Кирк-Ярве. Сначала Филимонов кантовался на командном пункте «4-й километр». Лафа продолжалась всего пару месяцев — экс-курсанта невзлюбил комполка Варфоломеев. «Уберите отсюда эту наглую рожу» — потребовал суровый подполковник, и «рожу» задвинули в ТЭЧ, подальше от начальства.

Рожа у Филимонова действительно была наглой, да еще и усатой. Максим носил яловые курсантские сапоги, курсантскую шапку (сродни офицерской) и офицерский значок «Специалист 3 класса» (полученный заслуженно — после четвертого курса все курсанты училища проходили стажировку в боевых частях на должностях командиров зенитно-ракетных взводов).

Попав в ТЭЧ в отсутствии Полторацкого, Филимонов продемонстрировал бойцам свой военный билет, где в строчке «призван на действительную военную службу» значилось «август 1981 года», и безапелляционно объявил, что является «супердедом», отслужившим четыре с половиной года. Соответственно, он высказал претензии на все полагающиеся деду блага и привилегии. Работал Филимонов художником в политотделе, подчинялся непосредственно начпо подполковнику Бондареву. Рисовал Максим плохо, аляповато, но утверждал, что это — сознательно выбранный им стиль в духе постимпрессионизма и фовизма.

— Старик Гоген, как известно, учил, что главное в живописи — яркое цветовое пятно, обведенное по контуру четкой линией! — заносчиво отвечал он на мягкие отеческие замечания традиционалиста Бондарева по поводу изображения странных сине-красно-зеленых субъектов, отдаленно напоминавших летчиков в высотных костюмах.

Гоша почувствовал в Филимонове опасного демагога и соперника. Максим, овладевший военно-политической «наукой побеждать», был неглуп, умел гладко говорить, выглядел внушительно, вел себя высокомерно. Полторацкому пришлось принимать срочные меры. Однажды ночью в кубрике раздалась необычная команда:

— Духи, подъем!

С коек соскочили трое духов. Гоша вытащил из-под одеяла и быстро отоварил Черемисова (тот, несмотря на усилия Полторацкого, плохо привыкал к своей новой роли). Вскоре четверо бойцов стояли перед Игорем.

— Мало! Некомплект получается! Где пятый?

Проснувшаяся и настороженно следящая за происходящим ТЭЧ искренне изумилась. Кого Полторацкий имеет в виду?

— Я спрашиваю — где пятый? Филимонов, подъем!

ТЭЧ ахнула. Ну, дает! Филимонов, стало быть, у Полторацкого — дух?

— Игорь, брось эти шутки! Дай поспать!

— Дух Филимонов, команда подъем!

Дух Филимонов продолжал лежать. Полторацкий молча направился к его койке. Почуяв опасность, Максим быстро вскочил.

— Игорь, ты чего?

— На середину!

— Зачем?

— На середину, сказал!

Филимонов нехотя вышел в проход.

— Ну, чего надо?

— В строй!

— Зачем?

— Повторяю последний раз — в строй!

— Я не встану!