С тобой навеки - Хлоя Лиезе

class="p1">— Когда ты уедешь, у него будут ожидания от меня.

— И это так плохо? — спрашиваю я.

— Да, — поставив стакан, он разворачивается и прислоняется бёдрами к столу, демонстрируя мне ширину своих плеч и узкую талию. Он проводит обеими руками по волосам и дёргает пряди. — Иди в душ первой, — говорит он.

— Ладно, командир.

— Ворчливый командир. Не только по вечерам. Не только после долгого дня. Всегда. Тут никаких ложных ожиданий.

Вздохнув, я отталкиваюсь от кровати.

— Ладно. Я пойду в душ. Но тогда ты следующий.

— Вся моя чистая одежда сейчас в палатке, — отвечает он. — Нет смысла.

Я вхожу на кухню и прислоняюсь к столу рядом с ним, близко, но не прикасаясь.

— У меня есть пара пижамных шортов, в которых твои длинные ноги будут смотреться просто отлично.

Аксель резко поворачивается ко мне. Его губы подёргиваются.

— Это не смешно.

— Знаю, — я смотрю на него и улыбаюсь. — Но если не смешно, это не означает, что ты не можешь посмеяться. Иногда смех — это всё, что у тебя есть.

Он смотрит в свой стакан.

— Если уж на то пошло, я стащу тот твой халат, который висит в ванной.

Я представляю свой красный шёлковый халат, который я держу в ванной на случай, если Аксель будет в доме, и мой нудизм окажется неуместным. У меня вырывается удивлённый смешок.

— Видишь? — говорю я ему. — Это было не так уж сложно, правда?

* * *

Аксель соглашается на душ, вспомнив, что в студии у него есть пара заляпанных краской джинсов и выцветшая, чуть менее запачканная краской футболка. Его волосы мокрые, одежды льнёт к высокому, худому телу, заставляя меня воображать, как он выглядит, когда пишет свои картины, нахмурив лоб и погрузившись в творческий процесс.

Я испытываю укол разочарования, зная, что этот крохотный проблеск Акселя в его естественной среде — это всё, что я получу. Помрачнев из-за этого, я сползаю ниже по кровати, уютно устроившись в пижамных брюках и толстовке КУЛА. Аксель сидит на краю матраса и смотрит в окно, его глаза не отрываются от скунса, который бродит вокруг его палатки. Прошло несколько часов, но животное отказывается уходить.

— Почему бы тебе не поспать на диване и отказаться от бдения за скунсом?

Аксель не моргает, его взгляд прикован к окну.

— Тогда скунс победит, — отвечает он. — Прекрати искушать меня обещанием сна, Маргарет.

Я ударяю его подушкой, заставив охнуть.

— Шшш, — серьёзно говорит он. — Скунс.

— Моё имя ты унесёшь с собой в могилу, Аксель Бергман. Я сокрушаюсь о том дне, когда мне пришлось разделить с тобой свидетельство о браке.

— Я не знаю, почему ты так недовольна. Маргарет — это симпатичное имя.

Его юмор такой сухой, так что я не могу понять, дразнит он меня или нет, поэтому я снова ударяю его подушкой. Для гарантии.

— Эй, — он берёт подушку и ударяет меня в ответ. — Прекрати. Я говорил искренне.

Я кладу подушку себе под голову.

— Оно мне не идёт. Родители выбрали его, потому что это имя папиной матери, и потому что оно похоже на мамино имя — Марго. Но это просто не в моём духе.

Уголок рта Акселя слегка приподнимается, но в остальном фокус его внимания не нарушен.

— Это хорошее имя. Просто не подходящее. Ты Руни.

Моё нутро совершает кульбит. Мне так нравится этот Аксель — который слегка дразнится, больше разговаривает, сидит на кровати и берёт скунса измором. Который целует меня и ведёт в поход посмотреть на закат. И я знаю, что утром он исчезнет. Я знаю, что стены поднимутся обратно, вещи встанут на свои подобающие места, и я осознаю, что буду скучать по этому кусочку времени, когда он обращался со мной так, будто я не просто ещё одна персона на периферии его жизни.

После долгого промежутка молчания, на протяжении которого я не так уж скрытно пялюсь на Акселя в очках, он спрашивает:

— Почему Гарри?

— Пёс назван в честь другого моего мужа, единственного и неповторимого Гарри Стайлза, естественно. Потому что, как и сам идол, этот щенок заставляет меня улыбаться и движется в своём ритме.

На подбородке Акселя дёргается мускул, и он делает ещё один глоток виски.

— Этот парень переоценён.

— Следи за языком. Гарри Стайлз — это дар человечеству.

Аксель пожимает плечами. Между нами воцаряется тишина.

Чувствуя, что ко мне начинает подкрадываться сонливость, я выпиваю свою ежедневную таблетку иммунодепрессантов, благодаря которым капельницы наиболее эффективны, и запиваю их большим глотком воды. От этих таблеток меня тошнит, так что я принимаю их прямо перед сном в надежде вырубиться прежде, чем подступит тошнота. Я зарываюсь в одеяло и тянусь к электрической грелке, с которой всегда сплю и которую взяла с собой.

Всё ещё глядя на улицу, Аксель спрашивает:

— Живот болит?

Я медлю, держа руку над грелкой, которую засунула под толстовку.

— О, ээ… — я прочищаю горло. — Ты умеешь хранить секреты?

— Думаю, я доказал, что умею.

— Так вот… у меня ВЗК. Язвенный колит.

Аксель косится в мою сторону, не совсем встречаясь со мной глазами в темноте.

— Я не знаю, что это.

— Воспалительное заболевание кишечника. Сексуальный термин, знаю. Это аутоиммунное заболевание, поражающее толстый кишечник.

Аксель притих. Я стараюсь подавить нервозность, вставшую комом в горле.

— Извини, если это причиняет дискомфорт, — бормочу я. — Я знаю, что разговоры про проблемы с кишечником и походы в туалет — это не самая вежливая тема…

— Я не испытываю дискомфорт, — говорит он. — Просто… — развернувшись на кровати, он реально прекращает бдение за скунсом, чтобы повернуться лицом ко мне. — Звучит серьёзно.

— Ну, это может быть серьёзным. В моём случае всё неплохо контролируется. Ну, контролировалось, когда я в старших классах впервые заболела, и мне поставили диагноз. Но в последнее время всё вышло из-под контроля, и это одна из причин, по которой я здесь, живу в твоём доме вместо того чтобы доучиваться на юрфаке.

Аксель смотрит на мои руки, оберегающе накрывшие мой живот, затем берёт одну мою руку и притягивает к себе. Изучая мою ладонь, он проводит пальцем по моей линии жизни.

— Мне жаль.

— Всё хорошо, — тихо говорю я ему, ошеломлённо наблюдая, как он прикасается ко мне в своей манере. Нежно. Бережно. — Это было правильное решение.

— Тебе не нужно говорить, что всё хорошо, — отвечает он. — Это больно, не так ли?

«Во многих смыслах», — чуть не признаюсь я.

Я смотрю на него — лунный свет озаряет его лицо, его глаза не отрываются от моей ладони, которую он… массирует. Он массирует мою