Повнимательнее, Картер Джонс! - Гэри Шмидт

– Молодой господин Картер, вы отличаетесь манерой задавать неожиданные вопросы в неожиданный момент, – сказал он.

– Потому что вы знали, что он не вернется?

Дворецкий глубже погрузил руки в мойку. Искал, что бы такое еще вымыть – и уйти от ответа.

– Это не гугли, – сказал я. – Простая подача без подвохов.

– Молодой господин Картер, – сказал он, – чтобы ответить на этот вопрос, пришлось бы… мне самому не верится, что я вот-вот произнесу это слово, но все другие кажутся слишком тусклыми… пришлось бы кое-что слить.

– Слить? Про кого?

– О ком. И для ответа на этот вопрос тоже пришлось бы кое-что слить.

– Когда вы узнали, что мой отец не вернется домой?

Дворецкий промолчал. Нашел в мойке два ножа и вымыл их. Передал мне.

– А знаете, – сказал я, – вы уже кое-что слили. Лучше скажите мне все как есть.

– Значит, вы хотите, чтобы я их сдал? – Лицо Дворецкого вдруг исказилось от ужаса. – Я только что произнес слово «сдал»?

Я кивнул.

– Таковы последствия жизни в Америке.

– Да ладно, это ерунда, – сказал я.

– Нет, это совершенно не «ерунда». – Дворецкий вытащил пробку из слива мойки, уставился на утекающую воду. Застегнул манжеты рубашки, надел пиджак. – Молодой господин Картер, – сказал он, – Дональд Брэдмен был выдающимся бетсменом, возможно, величайшим бетсменом в истории. Однако в качестве боулера он иногда выполнял короткие подачи[32] к ножному столбику, а некоторые считают это подлой и недостойной тактикой, как вы прекрасно знаете.

– Угу, – сказал я.

– Даже хороший и порядочный человек порой может опускаться до низких поступков.

– Что это значит?

– Это значит, что я определенно слил уже предостаточно. Полагаю, вас ждут домашние задания по математике?

– Значит, у него теперь новая женщина.

Дворецкий смолчал.

– Новая семейка?

– «Семейка» – это просторечие.

– Новая семья?

Дворецкий смолчал.

– Там, в этой дурацкой Германии?

Дворецкий еще раз заглянул в мойку. Нашел еще один нож, ополоснул. Передал мне, и я вытер нож полотенцем.

– А мама знает?

– Молодой господин Картер, у вашей матушки проницательный ум, а также сильный характер и любящее сердце. Что бы она ни знала, она держит это в себе.

– Как он мог найти себе новую семью?

– Как можно выполнять короткие подачи к ножному столбику?

– Это разные вещи.

– Да. Разные, – сказал Дворецкий.

– Так почему же вы не сказали мне раньше?

Дворецкий вымыл мойку.

– Правила хорошего тона, – заключил он. – Что ж, думаю, на сегодня хватит.

Я повесил полотенце на гвоздь. И сказал:

– Иногда вы хуже геморроя.

– Таков один из моих многочисленных талантов, – ответил Дворецкий.

19 Йоркер

Новость про крикетный матч разнеслась по всей школе Лонгфелло. Не знать было невозможно: входишь в вестибюль – а с лестничных перил свисает здоровенный британский флаг, а рядом с ним красно-синий транспарант с геральдическим львом – ну вот, опять львы – и надписью «ПРАВЬ, БРИТАНИЯ, МОРЯМИ».

Пока я стоял и смотрел, как флаг развевается на сквозняке – а сквозняк был оттого, что ученики входили в школу толпами, – ко мне подошел сзади Райан Мур. И сказал:

– Что, тори, любуешься?

Я посмотрел на него.

– Слушай, ты никогда не задумывался, каково было бы говорить о том, в чем ты хоть немножко понимаешь?

– Тори, – сказал он и пошел дальше.

– Ага, не задумывался! – крикнул я ему вслед.

Тут подошел Билли Кольт и тоже уставился на флаг.

– Когда «Индия» обставит вас на миллион очков, этот флаг покажется дурацкой тряпкой.

– Нет, Картер, где уж «Индии» обставить нас на миллион очков – мы сшибем все ваши калитки.

Я посмотрел на Билли.

– Вы живете иллюзиями, друг мой.

Билли поднял глаза к флагу.

– Интересно, от монархии болельщики будут?

Я тоже поднял глаза к флагу.

– Кребс с этим не смирится.

– Думаешь, у него где-то завалялся индийский флаг? – спросил Билли.

– А может, и завалялся – почем ты знаешь?

И тут на нас обоих упала тень.

– Если вы не собираетесь стоять здесь и петь «Боже, храни королеву», вам пора идти в вашу классную комнату, – сказал Дельбанко.

Билли Кольт запел. И допел аж до строчки «Пошли ей, Боже, ратные победы», и только тогда Дельбанко велел ему перестать.

Мы пошли в классную комнату.

– Эх ты, тори, – сказал я.

– А тот, кто обзывается, тот сам так называется, – ответил Билли Кольт.

Когда мы вошли, миссис Хокнет уже собиралась начать перекличку.

– А вот и наши крикетисты, – сказала она. – Кто из вас играет за «Индию»?

Билли Кольт показал пальцем на меня.

– Значит, Картер, это ваша работа?

– Какая еще работа? – спросил я.

Миссис Хокнет посмотрела на меня.

– Делаешь вид, что не знаешь?

– Не знаю? О чем?

Она указала на окно – а туда уже смотрел весь класс. Мы с Билли Кольтом тоже посмотрели.

На флагштоке перед школой развевался огромный – серьезно, огромный-огромный – флаг. Но не американский. Нижняя полоса – зеленая, средняя – белая, верхняя – оранжевая. Шафранового оттенка, поправила миссис Хокнет. Посередине – синее колесо со спицами.

– Догадайтесь, чей это государственный флаг? – сказала миссис Хокнет.

Я понял и без догадок.

Индийский флаг реял на осеннем ветру, неторопливо разворачиваясь во всю ширину. Такой большой, что по нему как бы перекатывались пологие волны.