Эрнестина Вольф. Дело о клубничном пироге - Яна Егорова

Она хотела было сделать шаг в сторону мадам, но тут же перед младшей Турунен возникло препятствие. Почти двухметровое препятствие в черных одеждах и с серебряным подносом в руках. Нине пришлось в страхе отступить и сесть обратно.

— Не говорите о том, — уже гораздо тише сказала она, — о чем не знаете. Я любила свою мать! Зачем мне ее убивать, она была единственным родным мне человеком.

— Из-за бедного любовника, например, — холодно заявила Вольф, прожигая внимательным взглядом несчастную. — Если бы он у вас был. Но, тут уже ничего не попишешь, вы действительно говорите правду. Вы любили маму.

— Она имела возможность! — вскричал Педерсен, показав пальцем на соседку.

— Она имела возможность, безусловно. Но только во время посиделок пожилых дам. Однако, мы все прекрасно знаем, что женщины во время таких вечеров не ели ничего, кроме пирогов. А здесь уже появляются свои сложности — трудно соблюдать регулярность. Итак, не найдя в этом направлении твердых доказательств против Нины, я отправляюсь дальше. Линда Пелтола. Одинокая женщина, у которой не было никого, кроме ее котов. На первый взгляд.

Француженка взяла паузу и посмотрела в сторону студента.

— Что? — молодой человек, наконец, убрал свои длинные ноги с прохода и уставился на француженку исподлобья.

— Оказывается, Нико Турун был родным внуком Линды Пелтолы. Эльза? Вы выглядите удивленной. Вы не знали? Вы настолько были с ней дружны, но никогда даже не подозревали, что противный музыкант с чердака — это ее наследник?

— Не знала… — пробормотала Эльза.

— Небольшое упущение с вашей стороны, не так ли, госпожа Тоомас? Вы же должны все знать, что творится в вашем доме! Но не стоит сожалеть об этом. Это не единственная вещь, которую вы упустили. Что же касается Нико Туруна. Молодой человек хоть и играет скверно, но собирается он получить достойную профессию — стать судмедэкспертом. Такой человек, как вы сами понимаете, должен отлично разбираться в способах убийства человека. Тем более и мотив у него был — бабушка спустила на ветер его наследство, в результате осталась коморка под крышей и ее квартира. И этого могло бы не быть, если бы не скоропостижная кончина родственницы. Не так ли, господин Турун?

— Я не убивал свою бабку! — вспылили Нико. — И что, что я учусь на судмедэксперта? Я теперь, по-вашему, буду считаться убийцей каждого, кто попадет ко мне на стол?

— Не каждого, а только того, кого вам было выгодно убрать с дороги, — поддержал Эрнестину Вольф полковник.

— Я не сделал бы этого. А тем более, как вы себе это представляете?! Она меня на порог не пускала! Даже разговаривать не хотела. И эту женщину я тоже не знаю, она меня к себе в дом не приглашала! Скорее сама наведывалась, чтобы пожаловаться на мою музыку. Лучше бы своих котов дома держала.

— И то верно, — снова согласилась Вольф. — Снова у нас есть подозреваемый, есть мотив, но нет возможности. Если бы это был нож или пистолет, лестница или темный переулок — у вас была бы возможность, но в случае с пирогом она полностью отпадает! Что ж? Простите, дорогой мой Кари, но теперь остаетесь только вы.

— Почему я?! А я вас еще красоткой называл! Да что бы я, да чтобы свою Эльзочку! Она единственный мой лучик света все эти годы!

— Кхм, — притворно кашлянула Агнес Илвес и отвела взгляд.

— А вы… — Кари попытался вглядеться в дальний темный угол, где сидела соседка из второй и третьей квартир, но не смог — она сидела слишком далеко для него.

Эрнестина Вольф быстро встала между ним и Агнес, заслонив ее собой, по мнению француженки, еще не пришло время вводить эту женщину в беседу.

— У вас была возможность, Кари. Но, увы, не было мотива. По крайней мере, мне таковой найти не удалось. Теперь мы поднимаемся на этаж выше — по мнению Эльзы Тоомас, на третьем этаже вашего дома проживают две загадочные личности. Мужчина в квартире номер семь, позвольте вам представить, Амлет Пендерсен. Как бы он ни нравился вам, Эльза, но у этого человека чисто теоретически мог бы быть мотив, но уж возможности ему бы точно не представилось — господин Педерсен ни с кем не водил дружбу. Свою квартиру он использовал исключительно в качестве места для свиданий. Да, господин Пендерсен, нет смысла скрывать, так или иначе, здесь все об этом уже давно догадываются.

— А я и не скрываю! Чего скрывать — пусть знают, меньше приставать будут ко мне и к моим гостьям. Законом не запрещено! Жилплощадь принадлежит мне, как хочу, так и распоряжаюсь своей личной жизнью!

— У вас же жена есть! — выплюнула в его сторону Эльза Тоомас.

Даже находясь под стражей блюстителей закона и порядка, женщина не изменяла себе.

— А ваше какое дело? — надул пухлые губы Пендерсен. — Может быть вы ее родственница? А о ее любовниках вы знаете? Их подсчитали?

— Все равно не порядок, — проворчала Тоомас, поджав губы. — Не место таким в нашем добропорядочном доме. И таким, — Эльза махнула головой в сторону Лауры.

— Конечно, разумеется, — сказал Эрнестина, опережая возражения остальных. — Раз уж я начала представлять вас друг другу, сделаю это до конца. Девушка из девятой квартиры, тоже, Эльза, казалась вам и вашим подругам подозрительной личностью. Как выяснилось, господа и дамы, Лаура медицинский работник. Трудится в больнице в ночную смену. Разоблачение произошло, вам должно полегчать, госпожа Тоомас.

— Ничего себе, какие медицинские работники в наше время пошли! — опять возмутилась арестованная.

— Эльза, еще несколько слов и у меня пропадет желание выручать вас.

Склочной женщине пришлось умолкнуть. Однако теперь заговорила совсем не француженка, а та, кто все это время скрывался за ее спиной.

— Сколько лет прошло, а вы все остались такими же, как и раньше. Ничуть яду не убавилось.

— А кто это там? — Эльза с мужем оба прищурились.

— Там? — Эрнестина Вольф отошла в сторону и предоставила возможность окружающим увидеть свою соседку.

— А, это вы, Агнес? Как же ваш супруг?

Из темного угла раздался короткий и жесткий ответ:

— Умер.

— Как же! Когда?! Ах, какая жалость!

— Вам действительно жаль или вы злорадствуете? — спросила Агнес Тоомас.

— Злорадствую? Но с чего? Вы, пожалуй, были единственными приличными соседями, кроме нас с девочками. Ну и, Беллы, если не считать Рихарда и их противную собаку.

— Меня? А я-то чем вам помешал?!

— Рихард, Рихард, тише, — остановила мужа Беллы Вольф и обратилась к Тоомас. — Так, Эльза, Агнес и ее супруг вам были симпатичны.

— Да, в целом да, конечно. Я только постоянно забываю, как его звали. Нам все время его представляли только по фамилии…

— Его звали, — сообщила француженка, — Вилджо. Таково было его имя.

— А! — Тоомас зажала собственный рот рукой. — Как, вы говорите, его звали? Кари, это прямо как того, того архитектора, помнишь?