Счастье на высоких каблуках - Ольга Хмельницкая

Он рассмеялся. Зеленый халат на волосатой мускулистой груди распахнулся, обнажив бледно-голубую татуировку с группой крови.

Лене было холодно. В яму откуда-то сверху тек ручеек, было сыро, мокро, промозгло и темно. Пару раз Лена пыталась вскарабкаться по глиняным стенкам, но руки скользили, словно по жиру. Голова болела. Наверху шумел лес.

– За что? – спросила вслух Лена, пытаясь поймать ртом капли, падающие сверху.

Она вспомнила, как снова и снова он спрашивал, где фотография. А когда Лена отказалась говорить, угрожал просто закопать яму и Лену тоже. Она ответила ему «нет», и тогда он начал бросать вниз камни, пытаясь попасть ей по голове.

«Только бы она нашла эту фотографию, – в который раз подумала Лена, мысленно призывая на помощь сестру, – только бы догадалась, в чем дело».

Ей было очень страшно. Лена попыталась вытащить из земли корень, но стенки казались рыхлыми и ненадежными, и Лена не решилась сильно дергать, боясь обрушить яму. Сверху виднелась стальная решетка. Но даже если бы и не решетка, вылезти отсюда решительно невозможно.

Еды у Лены не было, а вода была. Талая, мартовская, мутная.

Иногда Лена начинала кричать, надеясь, что ее кто-то услышит. Она охрипла, но никто так и не пришел.

– Игорь? Вы знаете, он запил, – сказала Юля. – К сожалению. И любовницу свою прежнюю бросил. Говорят, у него теперь другая.

В маникюрном салоне остро пахло химией.

– Ну, он же не один пьет. У него есть какие-то друзья, – сказал Дима. – Они могут знать, где он сейчас.

– Миша и Толик, – сказала Юля. – А зачем он вам? Вы думаете, это он убил Жанну, да?

– А вы как думаете? – мягко спросил Дима.

– Конечно, он, – вдруг сказала Юля, – но он не виноват! Это она виновата. Разве можно так топтаться ногами по любящей душе. Этот ее старый богатый козел… Она сама говорила, что он урод. Зачем… только из-за денег…

– Это я, – мягко произнес Дима. – Тот самый старый козел и урод.

Юля испугалась.

– Извините, – сказала она.

На щеках у нее выступили пятна. Она не знала, куда девать глаза.

– Значит, Толик и Миша? – уточнила Марина.

– Да, они обычно в рюмочной на улице Черняховского зависают, – сказала Юля.

Дима повернулся и вышел. Марина пошла за ним, не попрощавшись и не сказав спасибо.

– Не бери в голову, ты классный, – сказала Марина.

Он вел машину более быстро и более агрессивно, чем обычно.

– Ты классный и умный, – повторила Марина. – Мне, во всяком случае, ты нравишься.

Дима молчал.

– Я старый богатый козел, – сказал он наконец. – В следующий раз я оденусь в лохмотья и пойду в библиотеку, приставать к «синим чулкам». Может, хоть там я найду кого-то, кто полюбит меня самого, а не мои деньги, мои машины и мои квартиры.

– Не надейся, – возразила Марина. – Тебя глаза выдают. Я могу определить, сколько у человека денег, исключительно по глазам. Пусть лохмотья, пусть маршрутка, пусть стоптанные ботинки и сумка в клеточку. Ничего не поможет. Можешь не маскироваться.

– А рядовая библиотекарша или старая дева тоже все по глазам поймут? – спросил он.

– Нет. Но зачем они тебе нужны?

Он посмотрел на Марину.

– Мне что, убить твоего мужа? Своими руками? – спросил он. – Чтобы ты досталась мне?

Марина молчала.

– Я твой друг, – сказала она наконец. – Это очень много, поверь.

– Это офигенно, – подтвердил он.

Машина остановилась рядом с облезлой вывеской «Рюмочная». Сзади притормозила охрана, чуть было не въехав в бампер.

– Э-э-э, Игорешка? – спросил лохматый парень с красным лицом. – Игорешка уехал с какой-то телочкой.

– Ушел. Он пешком ушел с телочкой, – уточнил Толик. – А что телефон выключен, так он его уже давным-давно продал, ему на водку не хватало. А Тузю, собачку свою, к родственникам отправил. От греха подальше.

Дима поставил на заплеванный стол бутылку водки. У Миши загорелись глаза и задрожали руки.

– С Викой он пошел, – сказал Толик после небольшой паузы. – К кому-то на хату. Он в последнее все время бухает, Игорешка. Мы в одном… ик!.. классе учились. А потом он женился на этой стерве, этой дуре, которая ему изменяла. Бедняга. Пусть лучше уж с Викой.

Они, не отрываясь, смотрели на бутылку водки.

– Ты открой, командир, – сказал Толик, – а то мало ли. Будешь дразниться, а потом с собой увезешь пузырь-то.

– Позже, – сказал Дима, – вот услышу что-нибудь интересное, открою.

– Не везло Игореше с бабами, – сказал Миша, – ох не везло. Сначала эта его красотка-певица склеила ласты, в мужиках запуталась, потом любовница бросила, теперь вон он с Викой. И все на допросы ходил, все на допросы. Подписку о невыезде с него взяли.

– Да-а-а, – протянул Толик, гипнотизируя бутылку. – Подписку взяли, это точно. Он много раз об этом говорил.

Дима открыл пробку и налил каждому в стакан на донышко.

– Нектар, – прошептал Миша.

– Амброзия, – подтвердил Толик.

Лица у них расслаблялись и наливались идиотским счастьем.

– Я тебе правду скажу, – возвестил Миша, глядя на бутылку, – если еще нальешь.

Дима плеснул каждому по полстакана. Миша схватил свой стакан двумя руками.

– Скрывается он, – сказал Толик, понижая голос, – скрывается. Посадят его. В милиции уже знают, что он жену ревновал, что у нее другой был, он напивался и кричал, что ненавидит ее. Он и любовницу себе завел, чтобы на равных быть с этой хористочкой своей. А потом убили ее.

Толик многозначительно посмотрел на Диму. Миша закивал, подтверждая сказанное.

– Убёг, – сказал Миша, почесал небритый подбородок и посмотрел на Диму красными водянистыми глазами, – а нас просил говорить всем, что забухал просто, что по телочкам пошел. Типа, не то что он скрывается, где-то здесь он, но ушел в запой. Вот.

«Нашел кому доверить тайну», – подумал Дима, глядя на бухарей.

– Только одно сказал, – продолжил Толик, – надеется, что любовник покойной найдет убийцу. Вот удивительно, правда? Главный враг был, а он теперь на него надеется.

Миша одним махом допил стакан. Дима налил еще.

– Где Игореша сейчас? – спросил Дима.

– Не знаю, – помотал головой Миша. – А ты кто, собственно? Мент?

Вместо того чтобы окончательно окосеть, он начал трезветь.

– А я и есть тот самый любовник, – сказал Дима. – Который ищет убийцу жены Игореши.

Оба алкоголика синхронно уставились на Диму и даже, казалось, тяжелее задышали.