Ведьма и князь - Симона Вилар

– Добре.

Он велел принести ей лук, и Малфрида только по рисунку, вышитому на налуче[64], поняла, что это один из ее трофейных печенежских луков. А ведь до сих пор она его и в руки не брала. Теперь же разглядывала. Те луки, с которыми она ездила на ловы с князем или еще раньше стреляла дичь в древлянских лесах, были совсем другими. Этот же гораздо короче, с двойным изгибом, сделанный из рога и дерева, и очень тугой. Недаром печенеги натягивали его от груди, а не так, как она привыкла, – держа вертикально и натягивая тетиву до уха. Но чтобы так натянуть печенежский лук.

«Со мной моя сила. Справлюсь».

Собравшиеся поглазеть на стрельбище воины только подивились, когда хрупкая с виду девица ловко наложила оперенную стрелу и растянула тугую тетиву из прочных бычьих жил до скрипа в луке. Только сказал кто-то:

– Перчатку забыла надеть. Без перчатки тетива руку поранит.

Но Малфрида знала, что сможет выстрелить и так. На ее пальцах еще остались мозоли заправской охотницы. А стреляет без перчатки либо совсем неопытный, не ведающий, как рвет кожу жесткая тетива, либо, наоборот, привычный да умелый. Вот она и спустила тетиву, метя в обозначенный кругами срез дуба, установленный на подставке.

Чужой печенежский лук, хоть и не пристреленный по руке, подчинился опытной охотнице. Распрямился с негромким гудением – и стрела, свистнув в воздухе, с тупым стуком вонзилась в центр мишени. Вокруг одобрительно загудели, а Малфрида, словно не желая останавливаться, уже доставала очередную стрелу из тула[65]за спиной. Стреляла не целясь, безошибочно вогнав второе оперенное жало точно рядом с первым. А там и третье, четвертое, пятое. Только серые соколиные перья чуть дрожали, когда стрела вонзалась в цель.

Тут даже Уклеп заулыбался.

– Ну, будет, будет. Вижу, что не зря ты с древлянским выговором. Отменно стреляешь, как эти лесные охотники.

Она и сама была довольна. Выходит, и без чародейства она кое на что способна. А вот на что? И опять это непонимание: откуда умение, кто обучал? Нет, все скрыто в какой-то дымке, не вспомнить.

Вечером, уже удалившись в отведенную ей горенку, Малфрида размышляла о своей странной забывчивости. Отца и мать не могла припомнить. Странно. А были ли у нее братья, сестры?

Забыла. Скорее всего, ее еще малюткой забрали от родных волхвы, обучили чародейству. Вот волхвов она помнила неплохо. Помнила лесные чащи древлянские, капища, неугасимый ведовской костер на заветной поляне в Диком Лесу[66].

В крепости уже все затихло в ночи. За окошком, затянутым бычьим пузырем, шуршал дождь. Дозорные еще не вернулись. Может, остались в степи? Малфрида не знала местных обычаев, но поняла, что совсем не прочь пожить тут какое-то время. И люди близко, и духи. Вон лохматый домовой по полу шастает. Думает, она его не видит, но подошел послушно, когда ведьма поманила, повел заостренными, как у кошки, ушами, глазами радужными зыркнул. А там и кутиха[67]показалась – худенькая прозрачная старушонка, с завязанным под острым подбородком платочком. Оба сели на полу, с благоговением глядя снизу вверх на ведьму.

– Люд тут хороший, – поведали они ей, – молочко не забывают нам у порога поставить, пыль выметают, чтобы мы не чихали да не гневались. Но никогда нас не замечают. Да и как заметить, – они же простые. А ведун местный редко сюда наведывается. Да и ведун он из простых, больше лекарствует, когда покличут, а так на капище обитает, требы богам возносит да совершает обряды, когда хоронят кого. Хоронят тут часто. Пристепье-то часто войной грозит. Вот и нынешние, что в дозор ушли, уже нескольких потеряли.

– Откуда знаете?

– Да тут Ласкавец из степи прилетал, шуршал камышом на крыше с Горишным[68], а мы и подслушали. Поведал Ласкавец, что у побитого молнией дуба в степи наши схлестнулись с печенегами. Многих из степняков уложили, но и своих навек оставили в травах. Те же, кто уцелел, сюда возвращаются.

Малфрида размышляла, решая, сообщить ли в крепости об этом или, чтобы не вызывать лишних вопросов, промолчать? Любопытно было – спасся ли Претич? Скорее всего, так, она ведь его ладонь видела.

Тут домовой отвлек ее от мыслей, заявив:

– А ведь мы про тебя знаем.

– Как это?

– Да вот идет молва об умелой чародейке, которую полюбил князь. И еще как-то Сивер[69]налетевший сказывал, что далеко на полночи тебя ищет некто.

Малфрида почувствовала, как забилось сердце. Ведь еще не забыла, как раньше, стоило ей затеять ворожбу, кто-то появлялся, начинал кликать, тянуть ее к себе. Однако то прошло, едва она с князем сошлась да ведовскую силу потеряла. Ну и потом, когда на полдень прибыла, ее уже не донимали преследованием. Выходит, тот, кто хочет утянуть ее за кромку, сам с полуночи. Что ж, не так и могуч нежить, чтобы сюда дотянуться. И про себя уяснила: на севере ей лучше не ворожить. Да она туда и не собиралась. И все же было любопытно. Спросила у домашних духов: знают ли, кто ее ищет?

Те сразу попятились. Домовой закрыл глаза, прижал лапами острые уши, словно видеть и слышать ничего не желал. Кутиха же заметалась, хотела в щель юркнуть, но Малфрида ее к полу заклятьем припечатала.

– Не скажете, я дом подпалю.

Для домашних духов ничего страшнее этого нет и быть не может. Но все равно отмалчивались. Даже когда с руки ведьмы посыпались искры, и она стала ронять их на половицы, молчали, только стонали тихонечко.

– Да как же ты не поймешь? – наконец не выдержал домовой. – Того, кто тебя ищет, нельзя называть. Он сразу углядеть нас сможет. А тогда... Ни тебе, ни нам добра не жди.

Подумав, ведьма загасила дымящиеся половицы. Через миг-другой уже и не дымилось ничего, только запах легкий еще в воздухе держался. Чтобы он выветрился, Малфрида распахнула оконце. На дворе тишь и муть, дождик шуршит по камышовой кровле, лягушки квакают за частоколом. А частокол вот он, прямо перед оконцем. Больше ничего и не разглядишь, только слышно, как поскрипывают доски настила заборолов[70]вокруг частокола крепости, когда дозорный проходит.

Под утро, когда сон наиболее сладок, Малфриду разбудил какой-то шум. Вышла, заплетая на ходу разметавшуюся косу, огляделась вокруг. В сероватом предутреннем сумраке во дворе суетились люди. Стражи-воротники выталкивали из пазов огромный брус, растворяли створки. Как и ожидала Малфрида, это вернулся с дозора отряд. И было воинов вдвое меньше.