Подозревается оптимистка - Татьяна Луковская

– Маргарита и Константин, простите меня пожалуйста, – с пафосными интонациями начала она свой монолог, – я вас обманула, я все выдумала, чтобы был повод вас помирить. Рита, это было недоразумение, я в этом уверена, Костя не виноват, верно ведь, Костя?

– Д-да, ­– на автомате произнес зять, ссаживая сына на пол.

– Завистливые люди вбили между вами клин, и вы разбежались, но так не должно быть. У вас дети. Вот я и решила, что вам надо поговорить, – теперь Нина затараторила, опасаясь, что ее кто-нибудь прервет, – а на самом деле я не брала Васину машину и не разбивала бампер дорогой иномарки поселкового головы, все совершенно целое, просто целехонькое, и…

– Та-а-ак, – вклинился в ее поток отец, – ты помяла не только дорогущую машину чужого дяди, но и Васину?

Нина потупила глаза, «признавая» вину:

– Целехонькое все, – робко повторила она. – Адвокат уже не нужен.

– Понятно, – отец покачал головой, – а ты мать, на нового зятя грешила, а он, я так понимаю, ремонт оплатил. Да, Ниночка?

– Ну, как-то так, – вымученно улыбнулась Нина, – ни у кого претензий нет.

– Нин, ты еще и машину разбила? – не врубился в спектакль Костик и получил болезненный щипок в бок от бывшей супруги.

– Как можно быть таким ослом? – зло прошипела Рита.

– Нина, ну зачем ты за руль чужой машины садилась? – укоризненно покачала головой мать.

– У меня пациентов в этот день много было, а Вася сказал – бери мою, и ключи дал.

«Ну, ведь правду же сейчас говорю, ведь так все и было, и Рыжов мимо проезжал, могла бы с колеи вильнуть и бац… А вот заплатил бы Кабачок за ремонт – это еще вопрос, но на то она и фантазия, что можно и приукрасить серую реальность легкой романтикой».

– Давайте спать, – добродушно улыбнулся отец.

– Я в машину, – то ли с утверждением, то ли с вопросом сказал Костик.

– Нельзя сейчас спать в машине, ночи еще холодные, застудишься, – категорично перекрыла дорогу рукой Нина. – Я к мальчишкам в комнату поставлю старую раскладушку и лягу с ними, а вы с Ритой на матраце в веранде.

– Ну, уж нет, – возмутилась сестра, – пусть сам на раскладушке спит.

– Боюсь, мой раритет габаритов Костика не выдержит, – указала Нина на богатырскую фигуру зятя.

Рита окинула бывшего мужа красноречивым взглядом, в котором ясно читалось: «Меньше надо жрать». Костик покраснел, втягивая живот.

– Год на пицце и пельменях сижу, – буркнул он.

– А что, она не готовит? – не удержалась от язвительности Рита.

– Да кто она?! – возмутился Костик.

– На раскладушке лягу я, – фыркнула Рита.

– А я с твоим мужем, что ли? – хмыкнула Нина. – Взрослые люди, ляжете валетом, это всего на одну ночь. И без возражений, – прервала она открывшую было рот Риту, – я хозяйка – всем спать.

На скрипучей проваленной раскладушке было жутко неудобно, Нина укладывалась то на правый бок, то на левый, то переворачивалась на живот, подложив кулаки под подбородок: «Лучшее место пыток нашего района». Мальчишки давно сопели в четыре дырки, а их тетушка сидела в темной комнате, завернувшись в плед. «Может все же в машину лечь? Отец ключи на столе в кухне оставил».

Нина тихонечко натянула на пижаму свитер, надела носки, прихватила под мышку свернутый плед, не зажигая свет, нащупала на кухне ключи и крадучись узким коридором пошла в сторону веранды.

– И что самое опасное, она в него влюблена, – услышала Нина сдавленный шепот Риты.

– С чего ты взяла? – как можно тише пробасил Костик.

– Да слепой не заметит, – возмущенно выдала Рита: – Ах, он такой молодец, ах, он меня спасает, ах, себя бедненького подставляет.

– Так может и правда спасает? – робко возразил Костик.

Нина невольно остановилась, прислушиваясь к разговору.

– Да уж расстарались вы нас спасать, полной ложкой не расхлебать, спасатели.

– Ритуль, я тогда просто ее подвез, дождь был, а она без зонтика. Да погоди ты злиться, выслушай, это правда.

– Ну да, и она тебе из благодарности стринги в карман сунула.

– Я не знаю, откуда взялись эти чертовы трусы! Я тебе сто раз это говорил! Я тебе предлагал полиграф пройти, как мне еще доказать?! Рит, я люблю тебя.

Надо было тактично уйти, и Нина уже развернулась обратно, но тут Рита с всплеском рыданий выдохнула:

– А теперь из-за меня посадят сестру, я посажу Нину в тюрьму!

– Да ты здесь при чем? – возмутился Костя.

– Да как «при чем»? – довольно точно передразнила жена его интонацию, – Ты с этими трусами, я с чемоданами приехала с детьми к родителям, мы выжили Нину из собственной квартиры, а теперь она влипла в такую историю, – и Рита зарыдала навзрыд с отчаянным завыванием.

– Ну, малыш, ну не надо себя корить, все улики косвенные, прорвемся, – принялся утешать ее Костик.

Нина решительно ступила на веранду, чтобы тоже успокоить сестру… Рита с Костиком страстно целовались. Нина тихо вышла и побрела дальше мучаться на древней раскладушке. Отчего-то младшая сестренка была уверена, что изворотливому лису в работе, но совершенному тюфяку в быту, Костику действительно кто-то подкинул «нужные» улики, ведь вот ее же подставили, почему его не могли? Ну, даже если труселя забрели в карман успешного адвоката сами, уход Риты с детьми просто раздавил Костю, смял морально и физически, и Нина надеялась, что он все осознал. Она вообще была склонна верить в лучшее.

На этот раз сон навалился тяжелым ватным одеялом, не помешала ни скрипучая раскладушка, ни круглобокая луна, заглядывающая в окно. Нина слепила отяжелевшие веки и погрузилась в мир полутеней и иллюзий. Ей почудилось, что она в деревянной избе с горстью дирхемов в руках. Серебряные монетки совсем новенькие, сверкают в отблеске языков пламени каменного очага – ненавистные кругляшки, приносящие только беды, хочется зашвырнуть их подальше и не видеть больше никогда. Отчего-то тревожно, да нет, не тревожно, страшно, жутко страшно, сердце учащает бег, а голову так и тянет оборотиться к запертой двери.

А где-то там, за бревенчатой стеной усиливается шум, крики, стоны, дикое гиканье. Нина спешно ссыпает монеты в кожаный мешочек и засовывает в щель между половицами, и тут дверь начинает сотрясаться от мощных ударов, кто-то бьет ногами о дубовый створ. Нина мечется по комнате, и ее не удивляет ни то, что на ней беленая рубаха, подпоясанная широким поясом, ни черная юбка в пол, не смущается она и кожаными сапожками на ногах, как будто так и надо. Нине дико страшно… она ищет оружие. Хватает большой тяжелый топор, выставляет вперед. Дверь с треском падает под напором коренастого плосколицего воина, в маленьких глазках застыли похоть и смерть. Нина знает, ей не справиться с мужчиной, она готовится принять свой первый и последний бой. Топор занесен. Чужак мягкой кошачьей походкой проходит в горницу, воровато оглядывается, не хочет делиться добычей с приятелями, с усмешкой оглаживает усы, подмигивает, играет. Нина до боли стискивает топорище.