Дахака - Павел Сергеевич Марков

начала отступать, не рискуя повернуться к пещере спиной. Дыхание вновь участилось. Ноги, несмотря на то, что их до сих пор сковывал холод, готовы были перейти на бег. Жрица с трудом сдерживала этот инстинктивный порыв. Она пересекала поляну, а разверзшаяся пасть грота безмолвно следила за ней. Лишь когда подошвы сандалий ступили на грунтовую дорогу, девушка развернулась и побежала. Ветер шумел в ушах и среди ветвей. Распущенные волосы хлестали по лицу и спине.

Сейчас Арчита не думала, что там произошло, куда все подевались, и как поступить дальше. Сейчас ее целью было оказаться подальше от этого жуткого места. Она продолжала свой бег по тракту среди леса. Толстые стволы подступали прямо к обочинам. Иголки из хвои сыпались на голову. Жрица не видела их. Она просто хотела выбраться отсюда. Дыхание сбилось, стало учащенным. Зато сковывающий ступни холод полностью отступил. В ногах запульсировала кровь. Неизвестно сколько Арчита пробежала, когда впереди забрезжил просвет. Показалось знакомое пшеничное поле. Колосья все также пригибались под порывами ветра. Жрица остановилась возле опушки, стараясь отдышаться. Тюк с вещами она прижимала к животу. В висках стучало. Щеки раскраснелись. Арчита глубоко вдохнула ртом. Холодный воздух обжег гортань, но помог восстановить дыхание.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Жрица закрыла глаза. Снова глубоко вдохнула и выдохнула….

Она услышала детский смех.

Веки резко поднялись.

Локтях в ста впереди у обочины стояла глиняная хижина. Небольшая, судя по всему, с парой комнат и соломенной крышей. Смех раздавался оттуда…

Арчита нервно сглотнула. Это была та самая дорога, по которой они ехали с Унташом на место проведения обряда. Она точно помнила. Вот слева крутой склон горы Хинду-Кауш, а справа — широкое пшеничное поле. Только… только… она не помнила никакой хижины! Да, девушка сидела в повозке справа от старейшины, а хибара стояла по левую руку, если идти со стороны селения. Но она просто не могла ее не заметить! Просто не могла! В каком бы состоянии тогда ни была!

Девушка поежилась. Очередной порыв ветра пробрал до мурашек. В этот момент смех повторился. Звонкий и мелодичный, он принадлежать ребенку лет десяти. Но Арчита никого не видела. Дорога и поле пустовали. Видимо, звук идет изнутри… или кто-то скрывается за стенами дома.

Жрица вцепилась пальцами в тюк и шагнула вперед. Подошвы сандалий зашуршали по грунту. Ноги налились свинцом. То ли от бега, то ли от нехорошего предчувствия. Ей не хотелось идти туда, но выбор оказался невелик. Это была единственная дорога. И она проходила мимо одиноко стоявшей хижины.

Шаг за шагом она медленно приближалась к хибаре. Арчита уже могла различить сырцовый кирпич, потрескавшийся от времени. Часть соломенной крыши съехала набок. Удивительно, что она до сих пор не рухнула под порывами воздуха. Если не считать воя ветра в ушах, вокруг стояла тишина. Девушка отчетливо слышала, как шаркают ноги по пустынной дороге. Слышала собственное дыхание.

Она уже почти поравнялась с домом. Показался порог, ведущий внутрь. С улицы трудно было разглядеть обстановку. Помещение тонуло в сумраке.

— Ха-ха-ха!

Смех раздался так резко, так внезапно, что Арчита вскрикнула и едва не уронила тюк на дорогу.

«Богиня-мать, что происходит?!».

— Расскажи еще! — послышался детский голос.

Он доносился откуда-то из-за стены, с востока.

Чувствуя, как мурашки бегают по спине, с замиранием сердца, Арчита осторожно пошла на голос. Пальцы по-прежнему крепко сжимали тюк, будто от него зависела вся ее жизнь.

— Расскажи, отец! — вновь потребовал детский голос.

Подойдя ближе, жрица услышала еще одного человека. Хрипловатый тон.

— Ты и вправду хочешь узнать больше, солнце мое?

— Конечно! Это же так весело!

— Весело, дитя мое? — голос мужчины звучал ласково, пусть и нарочито строго. — Так слушай же. Если осел не подходит к грузу — пододвинь груз к ослу.

— Ха-ха-ха! — вновь раздался веселый смех ребенка. — Ослы такие упрямые!

— Истину говоришь. А вот еще. Богатство не в золоте, а в душе.

— Хи-хи, поэтому мы живем в этой развалюхе, да?

Арчита добралась до угла дома и медленно завернула.

Возле стены хижины пристроилась узкая лавочка. На ней сидел мужчина средних лет с черными волосами и такой же черной бородой до груди. Худое, но подтянутое тело прикрывало светлое одеяние и теплая накидка из козьих шкур. Рядом на траве расположился мальчуган, не более десяти лет от роду. Скрестив ноги в кожаных сандалиях, он буквально смотрел в рот мужчине и с жадностью ловил каждое слово.

— Да, сын мой, верно молвят твои уста, — прохрипел мужчина, а затем внезапно посерьезнел и поднял указательный палец. — Но вот что скажу я тебе. Запомни слова мои. Заруби на носу. Это последнее наставление будет на сегодня.

— Я слушаю тебя, отец!

— Что тверже камней? — спросил мужчина.

— Э-э-э… — замялся паренек, — бронза?

— Человек! А что розы нежней?

— Солома?

— Человек! Запомни, сын мой. Ты можешь быть тверже камня и нежнее розы.

— А как же мне выбрать, каким быть?! — всплеснул руками мальчик.

Отец рассмеялся:

— Это и определяет мудрость твою. Ты сам должен умом понимать, в какое время и с кем каким надобно быть. Тверже камня с врагами твоими. Нежнее розы с девой твоей.

— А-а-а, — протянул паренек.

Похоже, он не до конца понял суть слов, сказанных отцом.

Тот словно прочитал сомнения на юном лице и добавил:

— Ты поймешь, когда придет время твое.

— Да, отец, — покорно кивнул мальчик.

Арчита все это время заворожено смотрела на них. Смотрела, не в силах отвести взгляд. Ей чудилось, что она где-то видела их. И мужчину, и его сына. Но где? Речь отца лилась, подобно меду на пирах. В ней сквозила мудрость. А глаза ребенка… синие и глубокие, словно морская пучина. Девушка напрягла память, но тщетно.

В этот момент оба обернулись к ней.

— Простите, я не хотела подслушивать, — быстро заговорила она, — просто…

Жрица осеклась. Мужчина и ребенок смотрели в ее сторону, но… их взор казался рассеянным, безмятежным. Арчиту пробила сильная дрожь. Пальцы едва не разжались, чуть не выпустив тюк с вещами. Страшное осознание пришло в голову.

Они не видят ее!

Глава 3

— Хинду-Кауш… — восторженно прошептал мужчина, — настоящее чудо, богов творение, правда, сын?

— Да, отец, — вторил паренек.

Их взгляды окидывали серые скалы, отвесные утесы и белоснежные шапки гор. В глазах читалось умиротворение. Умиротворение от созерцания здешних красот… и больше ничего. Абсолютно ничего.

Арчита нервно сглотнула и отступила на шаг назад. Затем еще. Ее дыхание участилось. Пальцы так сильно вцепились в тюк с вещами, что едва не порвали его. С уст был готов сорваться безмолвный