Миллион Первый - Алла Дудаева

Чеченскую Республику наводнили российские и иностранные журналисты со всех стран мира, для них светофор был всегда зеленым. Джохар, выступая на совещании РОВД республики, предупредил: «Приезжий человек настолько слаб и беспомощен в чужой стране, что нуждается в защите, а не в преследовании. Если мне станет известен хоть один случай притеснения со стороны кого угодно, в том числе и правоохранительных структур, — предупреждаю!!! — поднял палец и обвел всех присутствующих начальников строгим взглядом. — Лично будете отвечать!» Эти слова стали всем известны, и приезжие чувствовали себя спокойно, более того, к ним нередко прикрепляли даже охрану. Именно этим журналистам, бесстрашно приезжавшим к нам во время ведения боевых действий, мы потом были обязаны правдой о войне.

В селах старики выбирали на Совете старейшин самых лучших и красивых юношей в охрану Джохара, президентскую гвардию. Во главе гвардии стал Мовлади Джабраилов, мастер спорта по каратэ, обладатель «черного пояса». Джохар и сам был спортивным, дома у нас всегда имелись небольшие гантели, и где бы мы ни жили, в Сибири или в Прибалтике, вернувшись со службы, поужинав и немного отдохнув, он начинал играть ими. Поэтому всегда был подтянут и в хорошей спортивной форме, его фигуре мог позавидовать любой юноша. Четверо выбранных гвардейцев — Максуд, Муса, Магомед и Руслан, неотлучно бывшие рядом с президентом, — стали его телохранителями и членами нашей семьи. С ними у меня была большая дружба, впрочем, точно такая же, как и с остальными. Эти молодые ребята отчаянно рисковали своей жизнью и могли умереть в любой момент очередного покушения на президента, мечтая только об одном — спасти президента, закрыв его своим телом. Кто из нас в детстве не мечтал о героических подвигах, но для них любой миг мог стать действительно последним, а мечта — реальностью.

Двое гвардейцев всегда стояли возле дома на улице, они менялись через сутки, и мне хотелось их накормить. Они вежливо отказывались и, голодные, упорно продолжали стоять на своем посту в дождь, ветер, снег, весь день и всю ночь. Сменялись они только рано утром. «Ну почему вы все-таки не заходите?» — продолжала упрашивать я. Наконец один из них ответил: «Я даже у своего дяди ни разу не ел из уважения к нему, а тут — президент… ничего, потерпим», — и отвернул порозовевшее от смущения лицо. Видимо, недаром Джохар подчеркивал, что настоящий мужчина — не раб своего желудка. И как бы любой из них ни был голоден, обязательно оставлял после себя на блюде самый большой и лучший кусок. Эта деликатность в еде и самоотречение были для них привычным делом. Все они прибыли из разных сел, но сделаны словно по одной добротной мерке. Их ничему не приходилось учить, настолько все они были прирожденными воинами. Спустя неделю, по строгому приказу Джохара, к нам в дом на трапезу стали заходить все гвардейцы, но все-таки они очень стеснялись. Им легче было оставаться голодными, чем нарушать традиции.

К тому времени мы уже переехали на улицу Ялтинскую, несколькими улицами ниже улицы Шекспира. Джохар продал свои новые белые «Жигули», и мы купили на эти деньги половину коттеджа с небольшим садовым участком. Высокое абрикосовое дерево опиралось одной большой веткой о крышу дома. Старая айва, две черешни, в центре молодая яблоня и персиковое дерево в глубине сада… Через железный крашеный забор на улицу перекинулся высокий розовый куст, усыпанный, словно огоньками, алыми бутонами и расцветшими цветами. Этот куст начинал цвести ранней весной и отцветал только поздней осенью. По этим розовым огонькам издалека и узнавали наш дом.

Мы уже в который раз начинали нашу жизнь с нуля. Только на этот раз наше семейство значительно увеличилось из-за охраны. В Тарту осталась вся старая мебель, но Джохар не унывал, надеясь на родственников. И действительно, многие из них, приходя в гости и увидев, чего нам не хватает, в следующий раз обязательно приносили кто ковер, кто стол со стульями. В итоге все получилось разномастное, но очень уютное. И в довершение к этому неопределенному стилю я еще развесила на стенах все свои картины. Каждый, кто заходил в наш дом, сразу начинал разглядывать мои картины и делать критические замечания, к счастью, не по поводу обстановки. А я каждый день ломала голову, чем же мне накормить семью, гостей, личную охрану Джохара и постовых, стоявших на улице. Было совершено непонятно, кто должен об этом заботиться и привозить нам хоть какие-нибудь продукты. Старые министры работать уже не хотели, новый Кабинет министров еще не был утвержден парламентом, а КОУНХ (временный Комитет народного управления хозяйством), во главе которого восседал Яраги Мамодаев, народ уже успел прозвать «комитетом по оперативному разворовыванию народного хозяйства». Басню «Лев и шакалы» я написала о таких, как он, не зря у меня сразу к нему сердцене лежало! Я все рвалась прочитать ему басню вместе с посвящением, но Джохар не разрешал: «Не будем обижать человека». На самом деле он просто не хотел, чтобы я наживала себе лишних врагов.

После того как прошли выборы в парламент, Кабинет министров был сформирован и утвержден парламентом, Яраги снят и КОУНХ распущен. Чтобы поднять свой вес, Яраги начал ездить по разным странам, заключая неактуальные для республики договоры. После поездки в Японию он целый час, торжественно выступая по местному телевидению, демонстрировал две черные сабли: одну большую — для того чтобы сделать харакири, то есть распороть себе живот, и маленькую — по японским традициям, чтобы друг смог перерезать горло неудачливому самураю. К этому убийственному набору прилагалось белое полотняное полотенце, все в пятнах крови. Яраги передал этот национальный подарок Джохару якобы от японского правительства, хотя в его правдивости я часто сомневалась. Однако успех был ошеломляющим. «Такой дорогой подарок — оружие — могли подарить только истинные друзья», — считали потрясенные зрители. «Недалек час и за признанием нас Японией», — переговаривались меж собой, покачивая головами, довольные старики. Яраги хорошо знал кавказский менталитет. Но, в отличие от других, самураем в своих мечтах представлял, конечно, Джохара, а «другом», держащим за спиной наготове маленькую саблю, — наверняка себя.

Находясь во главе КОУНХ, Яраги уже успел осуществить частичную приватизацию и приготовить обширную программу по приватизации всех государственных предприятий, фабрик и заводов, договорился с заинтересованными людьми, которые сразу стали его поддерживать. Джохар, вначале заявив о необходимости приватизации, вскоре сказал, что с решением этого вопроса торопиться не следует, что достояние народа он разграбить не даст. Затем издал Указ, запрещающий приватизацию нерентабельных предприятий, и определил меры наказания для тех руководителей, которые «заморозили» производство. В действительности многие из них, выполняя негласный приказ российского правительства об экономической блокаде молодой республики, тайно работали на себя. Ходили упорные слухи о том, что «эта власть больше трех месяцев не продержится», а партократы считали дни…

Сразу сократилось производство товаров, в магазинах опустели полки, на рынке подскочили цены. Народ возмутился: куда мгновенно могли исчезнуть продукты? Взяв с собой несколько человек милиционеров, доброволец Иса Ахъядов срочно навел «ревизию» на колбасном заводе. Сбили замки. На складе с потолка гирляндами свисали колбасные ряды уже портящейся пыльной колбасы, несколько заплесневелых тонн лежало в мусоросборнике. Иса заснял эту мрачную картину и показал голодным телезрителям.