(не)случайный наследник для магната - Вероника Колесникова

Все эти поцелуи больше походили на укусы. Он словно жалил мое лицо, доступные участки тела.

Но и я не могла справиться со своими эмоциями. Мне казалось, что так и должно быть, что так и бывает. Последний человек, который так целовал меня, первый человек, кто ТАК целовал меня, это был Алексей. И сейчас он получил зеленый свет.

Я ощущала, что мое тело плавится под его руками, его прикосновениями.

Он резко повернул мое лицо выше, заглянул в глаза, и я буквально провалилась в бездонные колодцы его глаз. Там бушевала буря, там гремели грозы и там творилось что-то настолько страшное, ужасное, словно развернулись военные действия.

И моя лодочка спокойствия никак не могла противиться этому напору, этому цунами чувств.

Кто я и кто он?

Разве можно отвернуться, когда тебя пригвоздили к месту? Разве можно отвернуться, когда тебя держат тисками? Разве можно?..

Нет, и я не смогла.

Все тело мое трепещет, будто листик на ветру, вся моя душа болтается на одной-единственной тонкой ниточке, прикованной к телу. Дерни – и я улечу к небесам.

Все так остро, по-настоящему, живо.

Я чувствую каждое его прикосновение к своей коже, он будто жжет клеймом. Я ощущаю каждое его движение налитых желанием бедер, он словно начинает древний, как мир танец, прямо тут, в ресторане, в темноте второго этажа.

А я…

Я готова сдаться прямо тут, упасть вместе с ним, позволить все, что только можно.

Потому что нельзя, совершенно нельзя не реагировать на его запах, щекочущий ноздри, на его властные и уверенные поцелуи, когда он направляет наше с ним удовольствие к одной точке – туда, где ждет разрядка.

Я слишком слаба.

А он слишком силен.

Его прикосновения становятся нежнее, когда он понимает, что я отвечаю ему со всем пылом своей души, своего сердца, и тут же все настроение меняется: он что-то шепчет на ухо, но я даже не могу разобрать, что именно, потому что слышу только как грохочет мое сердце.

Оно готово проломить грудную клетку, заплясать ритуальный танец на столе, на полу, прямо у его ног.

Но я слышу и кое-что еще.

Еще сердце ощущает себя также.

Он также взволнован, возбужден, что наши с ним сердца бьются асинхронно, но так громко, что затмевают все остальные чувства.

Ничего нет больше – только он и я.

Его и мои руки.

Его и мои губы.

Его и моя кожа, которые горят огнем.

Разве можно испытывать такое удовольствие?

Разве можно вот так гореть только от близости?

Мне кажется, что с меня содрали предохранительный клапан, и от того все эмоции стали ужасающе жаркими, невероятно сильными, такими, что просто невозможно не следовать за ними.

Это даже немного похоже на какое-то предобморочное состояние. Еще немного пережми – и я закричу.

Но закричу от удовольствия, от волнения, от этой долгожданной близости, когда шероховатая поверхность его пиджака задевает мою раскаленную кожу, когда его уверенные и наглые пальцы, ладони, гуляют по всему телу, с искусством музыканта даря такие ощущения, когда душа может воспарить к небесам.

— Тася, Тася, — слышу я, наконец.

Он отстраняется. Его глаза пьяные и какие-то больные. Сейчас он похож на наркомана, который добрался до дозы. Волосы взъерошены, пиджак перекошен, рубашка полурасстегнута, вывернута из штанов.

Боже мой, неужели это я натворила?

Как стыдно…

Он резко заправляет рубашку в брюки. Вытирает рот тыльной стороной ладони.

Тянет руки ко мне, и я жду продолжения нашего безумия, тянусь к нему, но нет.

Алексей оправляет мое платье, разглаживает по бедрам, подтягивает наверх кромку декольте.

Утирает уголок моей губы.

Ухмыляется, и я вижу, что эта остановка немного отрезвляет его, он снова становится тем человеком, которого я видела несколько минут назад.

— Нам срочно нужно домой, — говорит он, хватает меня под руку и буквально бежит вперед, вниз по лестнице, едва ли не расталкивает гостей, которые хотят с ним поздороваться.

Я бегу за ним, прячусь за его широкой спиной, пытаюсь привести себя в чувство, очнуться от морока его объятий.

— Где машина? — рычит он на улице.

В дом он буквально вносит меня на руках – каждая минута промедления, моего медленного шага на шпильках выводит его из себя.

Даже удивительно, что он так хорошо держался во время поездки до дома – молчал, смотрел в окно, и только поглаживал мою ладонь большим пальцем.

Хлопает дверь, зажигается низкий свет от нашего присутствия, и он бежит со мной на руках по лестнице наверх, в самую последнюю комнату.

Теперь-то я уже знаю, что там нет никаких следов Катерины – его бывшей жены. Только его. Его запах. Его присутствие. Его аура.

И эта темнота, в которой мы оказываемся, и эта прохладная влажность пустой комнаты, где есть только огромная кровать и небольшой столик в углу, немного отрезвляет.

Он ставит меня на пол, осторожно, словно хрупкую китайскую вазу.

Делает небольшой шажок назад.

И я все понимаю: он дает мне шанс передумать.

Дает мне шанс на то, чтобы я сбежала.

Но зачем мне этот шанс?

Мне нужен шанс на то, чтобы вновь прочувствовать до самого конца сладость его поцелуев, нервность его проникновений и оголтелую, несдержанную нежность.

Мне нужно все это, я ощущаю потребность в том, чтобы вернуть то время, которое у нас было прежде.

Время вдвоем.

Время друг на друга.

Я захлебываюсь воздухом, горячим, словно в пустыне Сахара и скидываю с себя лямки платья.

И это служит для него настоящим выстрелом на марафоне, сигналом к тому, чтобы вновь взорвалась бомба и ее осколки, воронка закрутила нас с ним в водоворот чувств.

Он бросается вперед, и вот я уже ощущаю спиной прохладу мягкого покрывала. Алексей заводит мои руки наверх, фиксирует их одной рукой и скользит второй рукой по телу. В этом есть какая-то порочная прелесть -  том, что я в это время нахожусь без одежды, а он все еще в костюме.

Это обстоятельство словно кричит о том, что он настолько озадачен своими чувствами, охвачен страстью, что напрочь забывает обо всем.

И это заводит еще сильнее.

Хотя, казалось бы, куда больше?

Вдруг поняв это, он чертыхается, отстраняется, разрывает пуговицы на рубашке, скидывает все на пол.