Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин

Сравнивая эти данные с предвоенными показателями, Генеральный штаб отмечал двукратное увеличение группировки царских войск в Забайкалье, на Дальнем Востоке и в Северной Маньчжурии за прошедшее с начала русско-японской кампании десятилетие: хотя она не могла сравниться с 627 пехотными батальонами, 221 кавалерийским эскадроном и сотней и 264 артиллерийскими батареями, имевшимися у Санкт-Петербурга на театре на момент подписания Портсмутского мирного договора, однако с января 1904 г. по январь 1914 г. количество батальонов там возросло с 88 до 160, эскадронов и сотен – с 35 до 37, артбатарей – с 25 до 96, не считая 60 рот, 36 сотен и 4 батарей Заамурского округа пограничной стражи287.

Поэтому проводимые Санкт-Петербургом мероприятия по наращиванию группировки войск на Дальнем Востоке вызывали у Японии закономерное беспокойство, в связи с чем, несмотря на подписание в 1907–1912 гг. ряда секретных соглашений о разделении сфер влияния в Маньчжурии, Монголии и Корее, Токио продолжал подозревать своего северного соседа в намерениях взять реванш за поражение в войне 1904–1905 гг.

Об этом, в частности, свидетельствовали неоднократные упоминания в «Курсе национальной обороны империи» (1907) потенциальной угрозы со стороны России, которая, по мнению его составителей, помимо наличия значительной группировки в азиатской части страны, могла за счет создания блока с Германией перебрость с запада на восток большое количество хорошо подготовленных войск, вооружения и амуниции, а также включение в мае 1911 г. в оперативный план Генштаба ремарки о возможном участии русских войск в совместном с китайцами нападении на японскую армию, в случае если последняя выдвинется в Маньчжурию и Центральный Китай для защиты интересов империи в ситуации возникновения там революционных волнений288.

Более того, в 1911–1914 гг. военное министерство и Генеральный штаб неоднократно поднимали перед кабинетом министров и парламентом вопрос о необходимости наращивания армии, мотивируя ее именно исходящей от России угрозой. Поводом к этому послужило то обстоятельство, что, несмотря на спланированное в «Курсе национальной обороны империи» увеличение числа пехотных дивизий мирного времени с 17 до 25, из-за финансовых затруднений военному министерству удалось сформировать только 2 дополнительные дивизии в 1907 г., после чего усиление боевого потенциала армии временно прекратилось.

В апреле – мае 1911 г. Генеральный штаб подготовил два совершенно секретных проекта плана мероприятий по наращиванию боеспособности сухопутных войск и развитию транспортной инфраструктуры в Маньчжурии и Корее, в которых его составители отмечали: «Россия следует заветам императора Петра I, захватывая территории, стремится выйти к незамерзающим портам. […] Она повернула свой взор на Дальний Восток, давно желая получить выход к Тихому океану. Проведя подписку на гигантский иностранный займ, она удачно построила Сибирскую железную дорогу, а затем, воспользовавшись истощением Китая, организовала Тройственную интервенцию. В качестве награды Россия с помощью жестких мер дипломатического давления завладела Ляодунским полуостровом, начав работы по его соединению со своей европейской частью. […] Застигнутая врасплох нашим внезапным нападением, Россия в итоге серьезно остановилась [в своем продвижении на восток], и можно только представить, в какое отчаяние она впала: большая Россия проиграла маленькой, слабой, отсталой Японии. […] Глубина и сила обиды всех слоев населения России к нам таковы, что, само собой разумеется, как это несложно предположить, они были всецело поглощены желанием смыть позор поражения. Хотя сейчас, к счастью, заключены японо-российские соглашения и на Востоке нет тех вопросов, которые могут привести к взаимному столкновению, утверждать, что у России нет намерений отомстить нам, было бы опрометчиво»289.

Больше всего аналитиков Генерального штаба пугала возросшая мощь русской армии в целом и наращивание ею возможностей по переброске войск на Дальний Восток. Если по прежнему расписанию Вооруженные силы России насчитывали 31 армейский корпус, 63 дивизии, 18 отдельных и 24 запасные пехотные бригады, что позволяло им в период войны развернуться в 104 дивизии, то, по данным Разведуправления на начало мая 1911 г., царская армия насчитывала уже 37 корпусов, 70 дивизий и 18 отдельных бригад, или 1 200 000 человек, которые в угрожаемый период превращались в 114 дивизий (3 000 000 человек). В противовес прежним 16 армейским корпусам (34 дивизии), которые Санкт-Петербург во время войны мог сосредоточить в Маньчжурии, по новому расписанию, как полагала японская военная разведка, в боевых действиях на Дальневосточном и Маньчжурском театрах могли принять участие уже 35 корпусов (70 дивизий), причем русская сторона успевала перебросить их раньше японской, даже несмотря на незавершенность работ по строительству Амурской железной дороги и вторых путей Транссиба290.

Позицию центральных органов военного управления поддержал в июле 1911 г. влиятельный глава Тайного совета маршал Ямагата Аритомо, высказав кабинету министров свое мнение о том, что «Россия питает к нам ненависть во всех слоях общества… и рано или поздно она неизбежно попытается отомстить [за поражение в Русско-японской войне]»291.

Практически эти же аргументы легли в основу новых предложений военного министерства правительству 23 ноября 1912 г. и 28 января 1914 г. по наращиванию боеспособности армии: Россия, хотя и потерпела поражение на Дальнем Востоке, не застыла в мертвой точке, а сразу после войны спланировала строительство второй колеи Транссиба, возведение Амурской железной дороги, открытие водного сообщения по всем рекам Маньчжурии, Монголии и Сибири, что, хотя и объясняется необходимостью промышленного развития региона и переселения крестьян, фактически служит военным целям. Через 4 года, когда закончатся работы на Транссибе и Амурской железной дороге, она сможет за 4–5 месяцев сосредоточить на равнинах Северной Маньчжурии свыше 1 000 000 военнослужащих и необходимые им конский состав и вооружение292.

Сохранявшееся и усиливавшееся из года в год превосходство русской армии над японской на Маньчжурском и Корейском театрах определяло единственно возможную с точки зрения императорского Генштаба стратегию упреждающего нападения. Как и в оперативном плане 1907 г., в основе аналогичной разработки на 1910 г. лежал сценарий, при котором в случае начала войны из метрополии морем в Южную Маньчжурию через Корею, Дайрэн и Люшуцюань перебрасывалась группировка войск Маньчжурской армии в составе 18 пехотных, 3 запасных пехотных дивизий, 4 кавалерийских, 5 артиллерийских бригад и других частей, после чего она под прикрытием соединений Квантунского генерал-губернаторства разворачивалась в районах Сыпин, Чанту, Кайюань, Хайлун, Телин и затем выступала навстречу вторгшемуся противнику, чтобы дать решающее сражение в центральной части Маньчжурии и захватить Харбин. Одновременно с переброской Маньчжурской армии на севере Кореи под прикрытием Корейской гарнизонной армии высаживалась Северная армия в составе 1 пехотной, 1 запасной пехотной дивизий, 1 запасной смешанной бригады и других частей, имея задачу сдерживать русские войска в Уссурийском крае, а при благоприятном развитии обстановки – захватить Владивосток293.

В расчет сил и средств, необходимых, по мнению