Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин

предприниматель Минами Сабуро), Андзё Дзюнъити (глава японской колонии в Маньчжоули), Ямадзаки Тораити (глава японской колонии в Хайларе) и Хирано Кэйдзиро (Цицикар). Еще один агент – Сэо Эйтаро прибыл в Россию в конце 1914 г. в качестве горного инженера и осел в Забайкалье, оперируя главным образом в Чите314.

Как правильно установило КРО штаба Иркутского ВО, руководитель японской колонии на станции Маньчжоули и по совместительству владелец комиссионного магазина Андзё Дзюнъити систематически проводил собрания с колонистами в специально отведенном для этого помещении, куда был закрыт вход посторонним, после чего составлял письменные отчеты и через секретаря «кёрюминкай» нарочным отправлял их в Харбин или Токио315.

Деятельность военной разведки в России велась с соблюдением строжайших мер конспирации. Хотя иркутское КРО в 1916 г. получило информацию об усилении японской разведработы в Сибири и Забайкалье, установить личный состав и формы прикрытия резидентур ему не удалось. Более того, русская контрразведка пребывала в глубоком неведении относительно методов деятельности японцев, полагая, что их разведывательные органы скрываются под вывесками крупных магазинов. Характеризуя положение дел с японским шпионажем, 6 января 1917 г. заведующий Особым отделом полковник Васильев сообщал начальнику иркутского губернского жандармского управления: «Применение японцами в деле разведки торговых предприятий наиболее ярко подтверждается существованием в гор[оде] Иркутске японского магазина, принадлежащего японцу Сираиси, основательно заподозренному в шпионстве.

Названный Сираиси ранее имел маленькое прачечное заведение, в настоящее же время он является владельцем большого магазина, находящегося на главной улице города. Дела этого магазина, судя по наружному виду, идут блестяще, между тем в магазине не только покупателей, но и товаров почти не бывает, что, в связи с павшим на владельца магазина подозрением в шпионстве, дает основания предполагать, что магазин содержится для целей разведки на средства японского правительства»316.

Справедливости ради надо отметить, что поводом для причисления Сираиси к японским агентам стали не только его успехи на коммерческом поприще, но и факт остановки в его доме летом 1913 г. секретаря харбинского генерального консульства Хирато Минори, который прибыл в Иркутск для получения сведений от ранее завербованного им вестового командующего войсками Иркутского ВО ефрейтора 26-го Сибирского стрелкового полка Т.В. Кацана317.

Таким образом, несмотря на принятие в 1907 г. новой военной доктрины, определившей главным противником империи на суше Россию, которая, возможно, попытается реваншироваться за поражение в войне, обе страны взяли курс на нормализацию межгосударственных отношений, в связи с чем военная разведка Японии действовала на русском направлении с легальных позиций, избегая участия в подрывных акциях, способных дискредитировать Токио в глазах Санкт-Петербурга. Помимо резидентур под прикрытием военного атташата при японском посольстве в российской столице318, должностей военных стажеров и практикантов русского языка, Генштаб образовал в 1906 г. разведцентр Квантунского генерал-губернаторства в Чанчуне для сбора сведений о Приамурском крае, Забайкалье и Северной Маньчжурии. Хотя русской контрразведке удалось частично парализовать деятельность органа благодаря агентурному проникновению в его аппарат, наличию информаторов в японской и корейской колониях на российском Дальнем Востоке, военная разведка империи оперативно получала достоверную информацию о состоянии царской армии.

С началом Первой мировой войны Генштаб Японии официально командировал в русскую армию тридцать своих наблюдателей для изучения хода боевых действий на фронте, а также активизировал разведку на линиях Транссиба и КВЖД с помощью членов японских колоний в Северной Маньчжурии и Забайкалье, завербовав в качестве резидентов их глав. Царская контрразведка фактически прекратила активную борьбу с японским шпионажем, так как переключилась на противодействие немецким подрывным акциям в глубоком русском тылу. Имевшаяся у нее оперативная информация не позволила контрразведчикам установить личный состав и формы прикрытия японских резидентур в Сибири, Забайкалье и на Дальнем Востоке.

В целом в 1906–1916 гг. японская военная разведка получала достаточно точные сведения о царской армии, сопоставляя собственную информацию с материалами МИД и МГШ. Наиболее подробными и достоверными данными Генштаб располагал о русских войсках за Байкалом, контролируя малейшие изменения в их численности и дислокации. Отчетная документация военной разведки за 1914–1917 гг. свидетельствовала об отсутствии какой-либо угрозы японским владениям на континенте, поскольку Россия в соответствии с духом союзного договора от 3 июля 1916 г. к середине 1917 г. держала в Маньчжурии, Приморье, Приамурье, Забайкалье и Сибири ярко выраженную оборонительную группировку из 31 запасного стрелкового полка, 43 дружин государственного ополчения, 44 пулеметных команд, 17 запасных казачьих эскадронов и сотен и 2 отдельных артиллерийских батарей, при этом запасные Сибирские стрелковые полки и батальоны Иркутского и Омского ВО использовались ею как учебные центры по подготовке войсковых резервов для европейского фронта319.

§ 2. На руинах старого мира: дальневосточный гамбит (1917–1918)

К началу 1917 г. российско-японские отношения развивались в благожелательном для обеих стран направлении, свидетельством чего стал подписанный 3 июля 1916 г. двусторонний союзный договор. Секретная часть этого соглашения подтверждала на пять лет достигнутые ранее договоренности и определяла превентивные меры в случае захвата Китая третьей враждебной страной. Япония и Россия также договорились об оказании друг другу военной помощи в случае нападения на одну из них третьей державы320. Очевидно, что подписание этого договора стало гарантом неприкосновенности российских владений в Северо-Восточной Азии и позволило Петрограду беспрепятственно перебрасывать войска из-за Урала на Западный фронт, в то время как для Токио договор служил гарантией свободы действий в Китае.

На фоне значительного потепления в российско-японских отношениях разведывательные органы Генерального штаба действовали в России в обычном режиме, опираясь в европейской части страны на военный атташат при посольстве и корпус японских военных наблюдателей, а в Сибири, Забайкалье, Северной Маньчжурии и на Дальнем Востоке – на агентурный аппарат Квантунского генерал-губернаторства и Корейской гарнизонной армии.

Русская контрразведка, со своей стороны, ограничивалась наблюдением за сотрудниками военного атташата в Петрограде и подозреваемыми в шпионской деятельности японскими колонистами на Дальнем Востоке и в Забайкалье321. На короткое время ей удалось проникнуть в чанчуньский разведывательный центр, однако с началом Первой мировой войны основное внимание отечественных спецорганов переключилось на борьбу с немецким шпионажем. Это, однако, не означало полного свертывания работы на японском направлении: в 1914 г. дешифровальщики МИД добились выдающихся результатов, взломав шифрованную переписку военного атташе и посла Японии в России.

Зимой 1917 г. Генеральный штаб направил в нашу страну очередную группу японских военных наблюдателей во главе с полковником Такаянаги Ясутаро. Предчувствуя возможные политические изменения, японское руководство поставило перед Такаянаги вместе с задачами чисто военного плана (оценка боевых действий русской армии и ее потенциала, анализ работы Верховного командования, обмен сведениями о вооруженных силах противника) также специальную задачу по изучению