Магазинчик бесценных вещей - Лоренца Джентиле

очень просторное. Если захотите, можете оставить себе металлические стеллажи, – слышу я голос из подсобки. – Здесь есть мини-кухонька, кровать и туалет. Видимо, владелица жила здесь какое-то время. То были совершенно другие времена, но это многое говорит о термоизоляции…

– Крыса-а-а-а!

Визги. Паника. Топот.

– Спасите-е-е!

Я прибегаю, волнуясь, что Пеле могут раздавить.

– Не беспокойтесь, – ободряю их я. – Где она? Я разберусь.

Пеле смотрит на меня из-под столика, весь трясясь. Дама забралась на старую табуретку и вцепилась в стеллаж своими красными ногтями. Я хватаю «вредителя», делая вид, что мне это удалось с большим трудом.

– Крысы тут чувствуют себя как дома, – бормочу я себе под нос, проходя мимо женщины.

Выйдя из подсобки, я тут же бросаюсь гладить и целовать Пеле в его белую спинку, прежде чем вернуть его в клетку и положить ему в кормушку пять кукурузных колечек.

– Ты заслужил их, дружочек. Спасибо. – Я снова накрываю клетку ковриком. – Потерпи еще немножко, и я верну тебя твоему хозяину.

В этот момент из подсобки, вперив глаза в пол, быстрым шагом выходит женщина и кидает в пространство неопределенное «Я вам перезвоню».

– Что там делала крыса? – шипит с отвращением Шерсть-С-Примесью-Шелка.

Я пожимаю плечами.

– Может, они прибегают из табачной лавки?

Она морщится, приглаживая на себе свою шелковую блузку с бантом.

– Можешь, пожалуйста, проверить, нет ли где-нибудь дырки? Меня от них просто тошнит.

– Без проблем… И все же крысы – часть нашего Мироздания.

– Не моего, – решительно возражает она.

Следующий просмотр длится вечность. Мужчина в сером костюме двести лет оценивает магазин снаружи, делая записи в блокноте и забрасывая вопросами Шерсть-С-Примесью-Шелка. В главном зале они проводят полчаса с лишним, подробно обсуждая вместительность помещения, маркетинговые исследования, поставщиков, способы доставки, склад, «который не должен быть на виду, чтобы клиенты не увидели лишнего».

При одной только мысли, что я буду есть их гамбургеры, меня тошнит.

Наконец они проходят в подсобку.

– Это помещение вы можете приспособить под кухню и…

– Да что вы говорите, тут даже дымохода нет! – сердито восклицает мужчина.

– Как же так? – изображает изумление Шерсть-

С-Примесью-Шелка. – Не мог же он испариться!

– Наверное, его уже сто лет как законсервировали.

– Я проверю и сообщу вам… Будьте уверены.

– Если дымоход есть – значит, он есть. Если его заложили – значит, его нет. Вы просто тратите мое время.

Я опускаю глаза на тумбочку, которую полирую, а привередливый тип тем временем в бешенстве уходит.

Шерсть-С-Примесью-Шелка кричит ему вслед:

– Думаю, это не проблема. Увидите, все легко решается!

«Гипсокартон творит чудеса», – говорю я себе, вспоминая о своем дубликате ключей и ночных похождениях, и подмигиваю китайской статуэтке.

До приезда Маргарет остается четыре дня.

Прорвемся.

25

Конец для моего отца на самом деле знаменовал Начало. Начало нового мира, реальности, к которой мы все эти годы готовились. Времени, когда он смог бы наконец доказать, что он сильнее, сообразительнее, подготовленнее и способнее других. Времени, когда он смог бы нас защитить. Времени, когда любой, кто помешал бы ему или оскорбил бы его, в конце концов пожалел бы об этом, осознав, как жестоко просчитался. Времени, когда он стал бы героем.

Он свернул на этот путь совершенно неожиданно, когда ему было около двадцати пяти, на волне какого-то неистового энтузиазма. Он сложил в чемодан все самое необходимое и отправился за своей невестой, сообщив ей по телефону, что настало время осуществлять план, который он так тщательно разрабатывал: они уедут в Апеннины и найдут там подходящее место для жизни. Не теряя времени, воплотят свою мечту, будут жить в гармонии с природой, вдали от людей, освободятся от лицемерия и духовного распада и навсегда избавятся от Ужасной иллюзии, в которой погрязло общество.

Академическая среда, где царили кумовство и коррупция, а его диплом инженера-физика с отличием был не более чем бумажкой, разочаровала его окончательно и бесповоротно. Прилагать усилия в мире политических интриг, борьбы за власть и равнодушия к планете, к другим, к самим себе было совершенно бесполезно.

Не в таком обществе он хотел бы растить детей. Ему вдруг стало совершенно ясно, что нет иного выхода, кроме как построить собственный мир и самодостаточно жить в нем, самим выбирая, как проживать каждый свой день.

Его невеста была студенткой филологического факультета с высокими идеалами, и ей не пришлось объяснять дважды. Сбежать от расписанной по пунктам жизни, чтобы построить себе более значимое, подлинное существование, защищенное от всяких иллюзий, было и ее мечтой. Отец был человеком харизматичным, и она его любила. Доверяла ему. Чувствовала себя рядом с ним нужной, любимой и защищенной.

Через несколько недель они отыскали полуразрушенный сельский дом на границе с лесом. К нему прилагались сад, место под огород и сарай для скота. Чтобы привести его в порядок, потребовалось бы, конечно, несколько лет, но их это не пугало. Город постепенно становился далеким воспоминанием. Развеялись все ожидания, забылись конкуренция, победы и поражения. Были только они с мамой, молодые и влюбленные. Потом появился Андреа. И наконец я.

Шерсть-С-Примесью-Шелка сегодня пришла в магазин в компании своего коллеги.

Это пожилой, аккуратно одетый господин с седыми волосами, зачесанными назад, и видом человека, который умеет договориться со всеми, не опускаясь до компромиссов. Темно-серый костюм в полоску сидит на нем так, будто он в нем родился. Он вычищен и выглажен так, что глазу не за что зацепиться, однако на вид довольно поношен, и это, вместе со строгими лакированными туфлями, выдает в их хозяине безоговорочную уверенность в себе.

Он кладет Шерсти-С-Примесью-Шелка руку на плечо так уверенно и нежно, что я невольно задаюсь вопросом, в каких они отношениях.

– Ну папа… – жалуется она, даже не подозревая, что ответила на мой вопрос.

Он ее отец? Такого я не ожидала! Значит, это семейный бизнес.

Если присмотреться, они друг на друга похожи. От отца ей достались губы и орлиный нос, но вот глаза у нее другие: большие, ясные и светлые, а у отца – маленькие, темные и близко посаженные. Глаза, от которых ничего не ускользает.

Я собираюсь уйти, но они меня замечают. Я застенчиво киваю Шерсти-С-Примесью-Шелка в знак приветствия, а она показывает мне жестом, что я могу приступать к работе. В этот момент мимо проходит табачник и задевает меня плечом. Он подходит к отцу и обменивается с ним крепким рукопожатием. Я как можно незаметнее проскальзываю вглубь магазина и подхожу к китайским статуэткам проверить, хорошо ли схватился клей.

– Торговый зал магазина очень светлый, он прекрасно освещается с улицы, – начинает Шерсть-С-Примесью-Шелка, повернувшись к табачнику. – Прошу обратить внимание на эти старинные рамы, которые…

– Мне на ваш свет и витрины по барабану, все равно тут будет темно.

– Пространство для кассы в углу…

– Где поставить кассу, я сам решу, но уж точно не в угол. Где, по-твоему, должна стоять касса?

Она впадает в ступор и бросает взгляд на отца.

– Ну в центре же! – отвечает сам себе табачник. – Разве это не самое главное? Касса должна быть на видном месте.

Отец кивает.

– Касса должна стоять в центре, это и ребенку известно, – подтверждает он, пронзая дочь укоризненным взглядом.

Шерсть-С-Примесью-Шелка хочет что-то ответить, но ее отец берет табачника под руку и вместе с ним отворачивается, становясь к Шерсти-С-Примесью-Шелка спиной. Судя по тому, как она вытягивается, она собирается их окликнуть, но передумывает.

– Слушай, давай к делу, – обращается к отцу табачник. – Табличку можете снять. Помещение покупаю я. Назови сумму.

Шерсть-С-Примесью-Шелка подходит ко мне.

– Привет, – с совершенно неожиданной теплотой в голосе говорит она.

Как бы мне хотелось знать ее имя, но я не решаюсь спросить: вдруг это окажется неуместно. Кто обращается по имени к деловому партнеру?

– Касса в центре. Где, по-твоему, должна стоять касса? – передразниваю я шепотом визгливый голос табачника.

Она пытается сдержать смех.

– Тут будет темно, самое то для моего мозга, – продолжаю я.

Она закатывает глаза, демонстрируя, как ей неприятен этот тип.

– Будем знакомы, я Гея, – выпаливаю я на одном дыхании.

– Красивое имя, – отвечает она, и я не понимаю, комплимент это или насмешка.

Своего имени она не сообщает.

– Туалет можно приспособить для людей с ограниченными возможностями, – доносится