Либерия - Марина Голубева

Алексей оживился — хоть какая-то зацепка появилась, и, расспросив, где располагается Посольский двор, поблагодарил старика.

— Погоди, — торговец придержал молодого человека за рукав. — Я, и правда, не знаю, где находится та книжница, но не ищи ее.

— Почему? — неожиданная забота незнакомого человека удивила.

— Она проклята. Знание — не всегда благо, иногда оно несет зло. Недаром у Екклизиаста сказано: «Умножая знания — умножаешь скорби».

— Зачем ты мне об этом говоришь?

— Не знаю, — старик пожал плечами. — Когда ты держал в руках Псалтырь, я что-то увидел в твоих глазах. Так смотреть на книгу может только тот, у кого в душе нет зла.

Алексей бережно убрал книгу за пазуху, размышляя над словами старика. То, с чем ему довелось столкнуться, опровергало многие мифы об оборотнях. Во всяком случае, оборотничество не ставило человека на сторону зла неизбежно. Все зависело от самого человека. Церковные обряды, вопреки расхожему мнению, не причиняли вреда оборотню. Алексей не испытывал никаких неприятных ощущений при виде икон, он даже мог перекреститься. Звон колоколов должен был бы заставить волкодлака корчиться в муках, но этого не происходило. А в Москве колокольный звон его сопровождал постоянно — где-то венчали, где-то отпевали, где-то чествовали местного святого. А днем, когда в сотнях московских церквей служили обедню, казалось, что сама земля гудит как огромный колокол. Это было, конечно, непривычно, но никакого отторжения Алексей не испытывал. Да и серебро было смертельным только в виде пули или кинжала. А вот сейчас он держал в руках церковную, явно освященную книгу и чувствовал только благоговение перед неизвестными мастерами — переписчиками, художниками, переплетчиками. Может быть, все, что написано про оборотней — пустые домыслы? Или это он такой необычный оборотень?

Посольский двор располагался недалеко, здесь же, на Ильинке. Через гостеприимно распахнутые ворота был виден большой дом с теремом, изящными башенками, резными ставнями и светлыми застекленными окнами. Однако прохаживающиеся по двору стрельцы встретили Алексея совсем негостеприимно, посоветовав не шляться где попало и идти своей дорогой.

— Да что это вы, служивые, такие сердитые? — молодой человек постарался вложить в улыбку все свое обаяние. — Я же без злого умысла. Да, коли и был бы умысел, так что один человек против таких бравых ребят, как вы? Я ж только еще мысль злую думать начну, а вы уж меня в капусту изрубите.

Стрельцы заухмылялись, приосанились, но во двор пускать отказались, заявив, что нынче тут никого нету — все в Кремль уехали, то ли совет с боярами держать, то ли пировать.

— А мне всех-то и не надо, — продолжал уговаривать Алексей. — Мне бы с одним человеком поговорить, его Петром Аркудием зовут. Слыхали, может?

— Слыхать-то слыхали, — выступил вперед один из стрельцов. Судя по сабле на поясе, вместо традиционного бердыша, он был здесь за главного. — Да тебе он на что? Это птица непростая, сказывают, самим римским папой в Москву послан.

«Вот это да! — удивился молодой человек. — Интересно, он сам по себе Либерию искал, или она понадобилась римскому папе?»

— Сам-то я не местный, из Сербии в Москву пришел, — затянул Алексей уже привычную песню. — Мне один знатный человек просил письмо господину Аркудию передать.

— Так нету его здесь. Аркудий вместе с Великим канцлером Литовским Сапегой в другом месте живет. Что им тут тесниться-то? На Пречистенке они уж почитай целый год сидят. Там им дом большой выделили, аккурат напротив кабака. У него еще новые тесовые ворота — мимо не пройдешь.

Разыскивая нужный дом, Алексей в очередной раз убедился в справедливости поговорки: «Язык до Киева доведет». Средневековая Москва настолько отличалась от современной, что молодой человек не представлял, где находятся даже хорошо знакомые ему улицы. Но горожане были доброжелательны и словоохотливы, поэтому, поплутав немного в тесных переулках, он оказался у новых тесовых ворот. Какое-то время топтался около них, сам себе напоминая того самого барана, наконец решился и постучал. Из-за высокого забора не доносилось ни звука, и Алексей постучал сильнее, а затем и вовсе попинал ворота. С той стороны послышалась ругань, и калитка рядом с воротами приотворилась.

— Чего надо? — высунувшаяся в щель бородатая заспанная физиономия выражала крайнюю степень неудовольствия.

— Добрый день, почтеннейший, — поприветствовал Алексей, проигнорировав злобный взгляд. — Могу ли я побеседовать с господином Аркудием, что приехал с посольством пана Сапеги?

— Побеседовать?! — мужик явно опешил, даже рот открыл от удивления, потом спохватился и снова сердито нахмурился. — Да, кто ты таков, чтобы с важным человеком беседовать?

— Кто я такой — не твое дело! — молодому человеку уже надоело перед всеми расшаркиваться. — У меня к господину Аркудию важное письмо. Не пустишь — с тебя же потом шкуру снимут.

— А ты меня не пугай, все одно не пущу! Да и нету никого, и Аркудия твоего нету. Все в Кремль уехали, с самим царем говорить будут. О как! А ты тут со своими делами. Проваливай, пока стрельцов не кликнул!

Калитка захлопнулась, и Алексей сокрушенно вздохнул — день сегодня выдался явно неудачный. Но не вечно же они в Кремле гостить будут, скорее всего, к ночи вернутся. Значит, завтра можно попробовать добиться встречи. А прямо сейчас молодой человек решил поискать, где можно перекусить. Набегавшись за утро по городу, он успел изрядно проголодаться, а стрелец из Посольского двора, говорил, что где-то поблизости есть кабак. Судя по отсутствию забора и гостеприимно распахнутой двери, им мог быть небольшой дом на противоположной стороне улицы, и молодой человек направился туда.

В помещении было сумрачно и воняло сивухой. Несколько унылых личностей, молча, сидели за столами, прихлебывая из глиняных кружек. Лишь углу трое явно нетрезвых мужиков играли в зернь, возбужденно вскрикивая и размахивая руками. Кабак Алексею не понравился, но есть хотелось прямо зверски, а более приличное заведение надо еще искать, поэтому молодой человек, стараясь не обращать внимания на вонь, прошел к стойке.

Кабатчик — щуплый мужичонка в засаленном фартуке — окинул подошедшего оценивающим взглядом, плеснул из бутылки в оловянный стаканчик и подвинул его Алексею.

— Я пить не буду, — мотнул головой молодой человек.

— Не будешь? — Кабатчик удивленно вскинул брови. — А пошто же тогда пришел?

— Поесть… — растерянно пробормотал Алексей. — Еда-то у вас какая-нибудь имеется?

— Кто же в кабак есть ходит? В кабаке пьют, — сердито проворчал мужичонка. — Нету здесь никакой еды. Коли жрать охота — топай в харчевню. Откель ты такой взялся, что этого не знаешь?

— Так и закуски никакой нет?

— Сказал же иди в харчевню, коли пить не желаешь, и не морочь мне голову.

Алексей удивленно пожал плечами и пошел к выходу, размышляя над такими странными порядками, и с ностальгией вспомнил радушных трактирщиков XVIII столетия. Вот уж кто горазд был попотчевать путника разными кушаньями. Правда, и принимали его тогда за богатого дворянина. Мелькнула мысль не купить ли более дорогую одежду, но молодой человек решил, что так он менее заметен и меньше связан со всякими правилами и условностями.