Дом, в котором меня любили - Татьяна де Ронэ

* * *

Сегодня утром шум возобновился. Ждать теперь уже недолго. У меня остается мало времени, поэтому продолжу свой рассказ. Мне еще так много нужно вам сказать. Полгода тому назад мы — мадам Паккар, доктор Нонан и я — решили отправиться в Ратушу, чтобы протестовать против сноса нашей улицы. На наши многочисленные письма мы получали чиновничьи ответы, которые, как вы можете догадаться, ограничивались повторением того, что решение пересмотру не подлежит, но что можно рассчитывать на обсуждение денежной суммы, которая нам предназначена. Но нас не интересовали деньги. Мы только хотели оградить наши стены.

Представьте себе нас, полных решимости, в этот июньский день. Мадам Паккар, с волосами, выбивающимися из прически, доктора Нонана, с его серьезным лицом и бакенбардами, и вашу Розу, в ее самом красивом шелковом манто цвета бордо и в шляпе с вуалью. Теплым ясным утром мы перешли через Сену, и, как это бывает всякий раз, меня поразило величие здания в стиле ренессанса, которое мы увидели, дойдя до конца моста. Когда мы приблизились к огромному каменному фасаду, у меня от нервного напряжения свело желудок и закружилась голова. Какое безрассудство хоть на миг предположить, что мы сможем встретиться с этим человеком лично! И что он нас выслушает. Хорошо, что я была не одна, рядом со мной находились двое моих спутников. Они выглядели гораздо более уверенными, чем я.

В огромном холле я заметила фонтан, приглушенно журчавший под широкой лестницей. Люди прогуливались небольшими группами по гигантскому холлу, несколько подавленные красотой плафонов и размерами помещения. Так здесь, значит, жил и работал этот человек, имени которого я предпочитаю не произносить. Он и его семья (его супруга Октавия, похожая, как говорят, на землеройку, которая терпеть не может светскую жизнь, и две дочери, Генриетта и Валентина, розовенькие, пухленькие, с золотистыми волосами, разряженные, как коровы на сельской ярмарке) обитали под этой величественной крышей, где-то в бесконечных лабиринтах сего грандиозного сооружения.

Из газет мы все знали о пышных разорительных приемах, которые здесь давались с великолепием, достойным самого «короля-солнца». Год тому назад баронесса де Вресс присутствовала на празднике, устроенном в честь русского царя и короля Прусского. Там было три оркестра и тысяча приглашенных. Она также присутствовала на приеме в честь Франца-Иосифа Австрийского в октябре следующего года, на котором триста ливрейных лакеев обслуживали четыре сотни гостей. Она описывала мне обед из семи перемен блюд, обилие цветов, хрустальные рюмки и тончайший фарфор, пятьдесят огромных канделябров. На императрице было платье из тафты, украшенное рубинами и бриллиантами. (Александрина сидела разинув рот, а я хранила гробовое молчание.) Все парижане были наслышаны о винном погребе префекта, равного которому в Париже не было. Все знали: если рано утром пройти по улице Риволи, то в Ратуше уже светится одно-единственное окно, окно кабинета префекта, который вовсю трудится, с единой целью обрушить на наш город свою армию, вооруженную мотыгами и лопатами.

Поскольку нам не было назначено, нас отправили на второй этаж, в бюро частного имущества и экспроприации. Там нам предстала обескураживающе длинная очередь, мы заняли место в конце. Я старалась понять, кто все эти люди и ради чего они пришли сюда. У дамы, сидевшей возле меня, примерно моей ровесницы, было усталое лицо и помятая одежда, но на ее пальцах сверкали дорогие кольца тонкой работы. Рядом с ней сидел бородатый человек, который с замкнутым и нетерпеливым видом постукивал ногой и каждые десять минут смотрел на часы. Там была семья, очень приличного вида: двое молодых родителей с беспокойным грудным младенцем и маленькой усталой девочкой.

Все ждали. Время от времени дверь открывалась, выходил чиновник и узнавал имена вновь пришедших. Мне казалось, что это продлится вечность. Когда же подошла наша очередь, то нам не разрешили войти всем вместе, а стали вызывать по одному. Неудивительно, что все длилось так долго! Первой мы пропустили мадам Паккар.

Проходили минуты. Когда же она наконец вышла, то нам показалось, что вид у нее был удрученный. Она пробормотала несколько слов, которые я не поняла, и рухнула на стул, закрыв лицо руками. Мы с доктором Нонаном смотрели на нее с беспокойством. Мое нервное напряжение еще усилилось. Я пропустила доктора вперед, потому что мне было необходимо немного размять ноги. В комнате царила удушливая влажная атмосфера, пропитанная запахами и осязаемым страхом посетителей.

Я вышла в большой коридор и стала прохаживаться туда-сюда. Ратуша гудела как улей. Понимаете, все начиналось здесь. Именно здесь зародилась идея медленного разрушения нашего города. Все эти суетящиеся люди с бумагами и папками в руках были причастны к проводимым работам. Кто из них решил, что бульвар обязательно пройдет возле церкви Сен-Жермен, кто именно начертил план, провел первую роковую линию?

Мы все читали статьи о великолепной команде префекта и даже знали их лица, потому что каждый из них получил свою долю славы. Интеллектуальная элита страны, блестящие инженеры, получившие самые престижные дипломы, выпускники Высшей политехнической школы, Высшей школы инженеров гражданского строительства. Виктор Балтар, «железный человек», создатель громадного рынка, о котором я уже говорила. Жан-Шарль Альфан, инженер и садовник, знаменитый тем, что создал новые «легкие» нашего города. Эжен Бельгран, «водяной человек», одержимый проблемой сточных вод. Габриэль Давью, который создал два театра на площади Шатле, а также пресловутый непропорционально огромный фонтан на площади Сен-Мишель. Каждый из этих господ сыграл свою решающую роль, и каждый был осенен славой.

И конечно, сам император, наблюдающий за всем происходящим из золотого убежища своих дворцов, вдали от строительного мусора, пыли и трагедии.

Когда наконец я попала в кабинет, передо мной предстал очаровательный молодой человек, который мог бы быть моим внуком. У него были длинные волнистые волосы, которыми, кажется, он особенно гордился, безукоризненный черный костюм последней моды и до блеска начищенные туфли. Гладкая кожа и нежный цвет лица как у девушки. На письменном столе громоздились папки и картотеки. За его спиной пожилой чиновник в очках что-то царапал на бумаге, полностью уйдя в работу. Прищурившись, молодой человек бросил на меня надменный усталый взгляд. С важным видом закурив сигариллу, он попросил изложить мою жалобу. Я спокойно ответила, что я категорически возражаю против разрушения дома моей семьи. Он спросил мое имя и мой адрес, открыл толстый регистр, провел пальцем по нескольким страницам. Потом пробормотал:

— Каду Роза, вдова Армана Базеле, дом шесть, улица Хильдеберта.

— Да, месье, это я.

— Предполагаю, что вы не согласны с суммой, предложенной префектурой?

Он произнес это скучным тоном, с оттенком презрительного равнодушия, продолжая разглядывать свои ногти. Сколько же лет этому спесивому негодяю, подумала я, начиная закипать. Вероятно, у него на уме более приятные занятия: ужин с молодой женщиной или праздничный вечер. Какой костюм надеть? Успеет ли он к парикмахеру завить волосы? Сидя перед ним, я хранила молчание, положив одну руку на разделявший нас письменный стол.