Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904-1940 - Август Кубичек

Адольфу показалось более разумным полагаться на себя и строить собственное будущее, чем доверять таким правительственным мероприятиям, как лотереи. Это избавит его от таких неудач. Таким образом, после короткого периода глубочайшей депрессии он вернулся к своим прежним проектам.

Одним из его любимых проектов была замена моста, который связывал Линц и Урфар. Мы ежедневно ходили по этому мосту, и Адольфу особенно нравилась эта прогулка. Когда паводок в мае 1868 года разрушил пять опор старого деревянного моста, было решено построить железный мост, который был закончен в 1872 году. Этот довольно безобразный мост был слишком узким для транспорта, и, хотя в то время не было автомобилей, он всегда был устрашающе переполнен транспортными средствами.

Адольф любил слушать, как ругаются возницы, которые с дикими проклятиями и треском кнутов пытались проложить себе дорогу. И хотя обычно его мало интересовало то, что находится рядом, и он предпочитал в своих проектах смотреть вдаль, он предложил здесь временное решение, которое должно было исправить существующее положение вещей. Не внося изменений в саму конструкцию моста, он предложил с каждой его стороны добавить пешеходную дорожку шириной два метра, которая примет на себя пешеходов и тем самым освободит проезжую часть.

Конечно, никто в Линце не слушал предложений этого молодого мечтателя, который даже в школе не мог получать хорошие отметки. И тем более вдохновенно Адольф теперь занимал себя проектом полной перестройки моста. Уродливую железную конструкцию следовало снести. Новый мост должен был иметь такие пропорции, чтобы у гостя, который приближался к Дунаю с главной площади, сложилось впечатление, будто он видит не мост, а широкую, внушительную улицу. Большие статуи должны были подчеркивать художественную сторону всего сооружения.

Очень жаль, что, насколько мне известно, ни один из многочисленных эскизов нового моста, которые Гитлер тогда сделал, не сохранился, ведь было бы очень интересно сравнить эти эскизы с планами, которые тридцать лет спустя Адольф Гитлер приготовил для этого моста и приказал осуществить. Благодаря его нетерпению увидеть новый Линц построенным и несмотря на начало войны в 1939 году, это строительство, этот главный проект градостроительного плана Линца был завершен.

Это был самый впечатляющий час, который я пережил вместе со своим другом. Он настолько незабываем, что даже самые простые вещи – одежда, которая была на Адольфе в тот вечер, погода – и по сей день живы в моей памяти, как будто это событие неподвластно времени. Далеко от ярких огней города, на одинокой вершине горы Фрайнберг я увидел чудо небесного свода, словно он был недавно создан, и дыхание вечности взволновало меня, как никогда раньше. Заглядывая в прошлое, я понимаю, что ни речи Адольфа, ни его политические идеи, а тот единственный час на горе Фрайнберг запомнился мне в нашей с ним дружбе сильнее и отчетливее всего. Именно тогда решился вопрос о его жизненном пути. Конечно, из уважения к своей матери он делал вид, что по-прежнему, как и планировал, нацелен на карьеру художника, ведь даже такая цель была более конкретной, чем слова «Я собираюсь стать политиком». Решение стать политиком было принято в тот час на вершине горы над городом Линцем. Возможно, слово «решение» не совсем точно, потому что это был не сознательный шаг, а, скорее, осознание пути, по которому следует идти и который лежал за пределами его собственной воли.

Адольф стоял у моего дома в своем черном пальто; его темная шляпа была надвинута на лицо. Был холодный, промозглый ноябрьский вечер. Он нетерпеливо махнул мне рукой. Я как раз приводил себя в порядок после работы в мастерской и готовился идти в театр. В тот вечер исполняли «Риенци». Мы никогда не слышали эту оперу Вагнера и с нетерпением и огромным волнением предвкушали это. Чтобы занять себе стоячие места у колонн, мы должны были прийти рано. Адольф свистнул, чтобы поторопить меня.

Он кое-что рассказал мне об этой опере. Рихард Вагнер начал работу над ней в Дрездене в 1838 году и продолжал ее во время своего пребывания на Балтике. Интересно то, что он сочинял произведение о средневековом Риме в то время, когда изучал север. Он закончил «Риенци» в Париже, и, когда эту оперу впервые исполнили в Дрездене два года спустя, она сделала ему имя оперного композитора, хотя ей не хватало уникальности его более поздних произведений. После оперы «Риенци» Вагнер сосредоточил свое внимание на севере и нашел в богах германской мифологии свой особый мир. И хотя действие оперы «Риенци» происходит в 1347 году, она насыщена духом и ритмом революции, которая пронеслась по немецкой земле десятью годами позже.

И вот мы в театре, сгорая от восторга и затаив дыхание, вместе с Риенци становимся народным трибуном Рима и переживаем его последующее падение. Когда все закончилось, было уже за полночь. Мой друг, засунув руки в карманы пальто, молчаливый и замкнутый, шел по улицам к окраине города. Обычно, получив художественные впечатления, которые взволновали его, он сразу же начинал говорить, резко критикуя постановку. Но после оперы «Риенци» он долго молчал. Это удивило меня, и я спросил, что он думает об опере. Он бросил на меня незнакомый, почти враждебный взгляд и грубо сказал: «Замолчи!»

На узких улицах лежала холодная, сырая мгла. Наши одинокие шаги громко звучали по мостовой. Адольф выбрал дорогу, которая вела вверх к горе Фрайнберг. Не говоря ни слова, он пошел вперед. Он выглядел почти зловеще и был бледнее обычного. Поднятый воротник пальто усиливал это впечатление.

Я хотел спросить: «Куда ты идешь?» – но его мертвенно-бледное лицо было настолько страшно, что я подавил в себе этот вопрос. Словно толкаемый вперед невидимой силой, Адольф взобрался на вершину горы Фрайнберг, и только теперь я осознал, что мы больше не одни и не в темноте, потому что над нами ярко сияли звезды.

Адольф встал передо мной, схватил меня за обе руки и крепко держал их. Никогда раньше он этого не делал. По хватке его рук я почувствовал, насколько сильно он взволнован. Его глаза лихорадочно блестели от волнения. Слова не лились плавно из его уст, как бывало, а, скорее, вырывались, хриплые и бурные. По его голосу я даже еще больше мог понять, насколько сильно увиденное потрясло его.

Постепенно его речь успокоилась и слова потекли свободнее. Никогда, ни до, ни после, я не слышал, чтобы Адольф Гитлер говорил так, как тогда, когда мы стояли одни под звездами, словно были единственными людьми в мире.

Я не могу повторить каждое слово, произнесенное моим другом. Меня поразило нечто необычное, чего я раньше не замечал, даже когда он разговаривал со мной в моменты величайшего возбуждения. Было такое чувство, будто его второе «я» заговорило изнутри и взволновало его так же, как и меня. И это был не тот случай, когда говорящего увлекают его же собственные слова. Напротив, я, скорее, чувствовал, будто он сам с удивлением и душевным волнением слушает то, что вырывается из него с первобытной силой. Не буду пытаться толковать это явление, но это было состояние абсолютного экстаза и исступленного восторга, в котором он силой своего воображения перенес героя «Риенци», даже не называя его образцом или примером, в плоскость своих собственных честолюбивых замыслов. Но это было больше, чем простая адаптация; воздействие оперы было, скорее, всего лишь внешним импульсом, который заставил его высказаться. Подобно наводнению, прорывающему плотину, слова рвались из него наружу. Как по волшебству, он заставил появиться грандиозные, вдохновляющие картины собственного будущего и будущего его народа.