📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаФюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904-1940 - Август Кубичек

Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904-1940 - Август Кубичек

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 77
Перейти на страницу:

Адольф Г.».

На лицевой стороне открытки снова дописано: «Кланяюсь твоим достопочтенным родителям». Адольф здесь совершенно в своей стихии. Друг забыт, даже Стефания забыта: ни привета, ни даже намека на него – настолько он ошеломлен своим недавним впечатлением. Неуклюжий стиль отчетливо показывает, что его способность выразить себя словами недостаточна, чтобы отдать должное глубине его чувств. Но даже эти слова, которые звучат как восторженное заикание потрясенного человека, раскрывают значимость пережитого им. В конце концов, самой большой мечтой нашего детства в Линце было когда-нибудь увидеть безупречную постановку в Венской опере вместо спектаклей нашего провинциального театра, которые оставляли желать лучшего. Конечно, Адольф метил этим пылким описанием в мое сердце, любящее искусство. Ведь что же могло сделать Вену для меня более привлекательной, если не восторженное эхо таких художественных впечатлений?

На следующий день, 8 мая 1906 года, он снова написал мне; даже удивительно, что он за два дня написал мне три раза. Причина становится ясна из содержания открытки, на которой изображена Венская опера снаружи. Он пишет:

«Я действительно стремлюсь в свой милый Линц и Урфар. Я хочу или должен снова увидеть Бенкайзера. Как он поживает? Так что я приезжаю в Линц в четверг в 3.55. Если у тебя будет время и тебе разрешат, встреть меня. Кланяюсь твоим достопочтенным родителям!

Твой друг,

Адольф Гитлер».

Слово «Урфар», в спешке написанное неправильно, подчеркнуто, хотя мать Адольфа все еще жила на Гумбольдтштрассе, а не в Урфаре. Конечно, это относилось к Стефании, равно как и кодовое слово «Бенкайзер». Фраза «Я хочу или должен увидеть Бенкайзера» характерна для стиля и характера Адольфа. Также важными являются слова «Если у тебя будет время и тебе разрешат, встреть меня». И хотя для него это было крайне необходимо, он уважал мой долг послушания родителям. И он не забывает послать им поклон с этой открыткой.

К сожалению, я не могу подтвердить, действительно ли Адольф возвратился в Линц в следующий четверг, или же эти слова должны были означать лишь его намерение удовлетворить его неудержимое стремление к Стефании. Однако его замечание в «Майн кампф», что первая поездка в Вену продолжалась всего две недели, неверно. В действительности он оставался там около четырех недель, о чем свидетельствует открытка от 6 июня 1906 года. На этой открытке, на которой изображены Франценсринг и здание парламента, написаны вполне обычные строчки: «Тебе и твоим достопочтенным родителям я посылаю с этой открыткой привет и наилучшие пожелания к празднику. С уважением, Адольф Гитлер».

С этим воспоминанием о своем первом посещении Вены, преображенным его острой тоской по Стефании, для Адольфа началось переломное лето 1907 года. То, что он пережил в те недели, было во многих отношениях схожим с серьезным кризисом двумя годами раньше, когда после длительного копания в своей душе он наконец свел счеты со школой и положил конец учебе. Внешне этот поиск нового пути проявлялся в опасных приступах депрессии. Мне слишком хорошо были известны эти его настроения, которые резко контрастировали с его экстатической активностью. Я понимал, что не могу помочь ему. В такие дни он был недоступным, необщительным и отдалившимся. Могло быть так, что мы не встречались день или два. Если я пытался навестить его дома, его мать встречала меня с огромным удивлением. «Адольф ушел, – говорила она. – Наверное, он тебя ищет». На самом деле Адольф в одиночестве бесцельно бродил по окрестным полям и лесам. Когда я наконец встречался с ним, он был явно рад, что я опять с ним. Но когда я спрашивал, что случилось, он отвечал лишь: «Оставь меня в покое» или резко «Я сам не знаю». А если я настаивал, он понимал мое сочувствие ему и тогда говорил более мягко: «Не важно, Густл, но даже ты не можешь помочь мне».

Такое состояние длилось несколько недель. Но однажды, когда прекрасным летним вечером мы гуляли у Дуная, это напряжение стало ослабевать. К Адольфу вернулся его прежний, знакомый мне тон. Я точно помню этот момент. По обыкновению, мы пришли, чтобы посмотреть, как Стефания под руку со своей матерью пройдет мимо нас. Адольф все еще находился во власти ее чар. И хоть он видел ее в это время почти каждый день, эти встречи так и не стали для него чем-то обыденным. Если Стефании, наверное, уже давно наскучило молчаливое, но совершенно обычное поклонение бледного, худощавого юноши, то мой друг тем больше терялся в своих полных желания мечтах, чем чаще ее видел. И тем не менее он был далек от романтических идей о тайном бегстве или самоубийстве. Он красноречиво объяснил мне состояние своей души: образ любимой преследовал его днем и ночью; он был не способен работать или даже ясно мыслить и боялся, что сойдет с ума, если такое положение дел продлится, хотя и не видел способа изменить ситуацию, за которую нельзя было винить Стефанию. «Можно сделать только одно, – кричал он. – Я должен уехать, далеко уехать от Стефании».

По дороге домой он объяснил свое решение во всех подробностях. Отношения со Стефанией станут для него более приемлемыми, как только он будет жить вдали от нее и не сможет видеть ее каждый день. Ему не пришло в голову, что таким образом он мог совсем потерять Стефанию – настолько глубоко был убежден, что уже завоевал ее навсегда. На самом деле ситуация была другая. Адольф, наверное, уже понимал, что если он хочет завоевать Стефанию, то ему придется поговорить с ней или предпринять какой-нибудь решительный шаг такого рода. Вероятно, даже он уже начал сознавать, что обмениваться взглядами на Ландштрассе – это немного по-детски. Тем не менее он инстинктивно чувствовал, что, если действительно познакомится со Стефанией, это может неожиданно уничтожить мечту его жизни. Он однажды сказал мне: «Если я представлюсь Стефании и ее матери, мне придется сразу же сказать ей, кто я, что у меня есть и чего я хочу. Мои слова сразу же положат конец нашим отношениям». Сознание этого и одновременно понимание, что он должен поставить свои отношения со Стефанией на прочную основу, чтобы избежать насмешек, были для него дилеммой, из которой он видел только один выход – бегство. Он тут же стал подробно излагать свой план во всех подробностях. Я получил точные инструкции, что сказать Стефании, если она, удивившись, спросит, что случилось с моим другом. (Она ни разу об этом не спросила.) Сам Адольф понимал, что если он хочет жениться на ней, то ему нужно будет предложить ей обеспеченную жизнь.

Но эта нерешенная и для человека с таким характером, как у моего друга, неразрешимая проблема его отношений со Стефанией была лишь одной из многих причин, которые подсказали ему уехать из Линца. Другой причиной было то, что он горел желанием вырваться из атмосферы, которая царила в его доме. Мысль о том, что он, молодой восемнадцатилетний человек, продолжает жить за счет матери, стала для него невыносимой. Эта дилемма, как я сам мог видеть, делала его почти физически больным. Он любил свою мать превыше всего: она была для него единственным человеком на земле, которого он считал для себя по-настоящему близким, и она отвечала ему тем же, хотя была глубоко обеспокоена необычным характером своего сына, какую бы гордость за него временами ни чувствовала. «Он не такой, как мы», – говорила она.

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 77
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?