Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - Уильям Ширер

В этот день, когда мир висел на волоске, Прага стала темной и мрачной, шел холодный, колючий, проливной дождь. Большую часть дня я ходил по старым улочкам, пытаясь выяснить, как люди реагируют на угрозу войны и оккупации, когда знаешь, что через двадцать одну минуту после начала войны, если она будет объявлена, на тебя уже могут дождем сыпаться бомбы. Чехи занимались своими обычными делами, они не были ни печальны, ни подавлены, ни испуганы. Или у них совсем нет нервов, или это люди с железными нервами.

Русские, возможно не без помощи чехов, прекрасно сегодня поработали, заглушая речь Гитлера. Кенигсберг, Бреслау, Вена — все радиостанции на востоке передавали неразборчиво. Нам пришлось пробиваться через Кельн, чтобы обеспечить чистый прием.

Прага, 13–14 сентября (три часа утра)

Война совсем близко, и с полуночи мы ждем немецких бомбардировщиков, но пока их не видно. Сильные обстрелы в Судетах, Эгере, Эльбогене, Фалькенау, Хаберсбирке.

Убито несколько жителей Судет и чехов, а немцы разграбили чешские и еврейские магазины. Так что чехи очень правильно сделали, что объявили сегодня утром в пяти судетских районах военное положение. Около семи вечера мы узнали, что Генлейн послал правительству шестичасовой ультиматум. Отправлен он был в шесть вечера, срок его истекает в полночь. Требования ультиматума: отменить военное положение, вывести чешскую полицию из Судетской области, «отделить» военные казармы от гражданского населения. Стоит ли за всем этим Гитлер, мы не знаем, хотя после его речи в Нюрнберге вряд ли приходится в этом сомневаться. Во всяком случае, чехословацкое правительство его отвергло. По-другому оно поступить не могло. Оно сделало свой выбор. Оно будет сражаться. Теперь ждем ответного хода Гитлера.

Напряженность и замешательство дипломатов и журналистов, собравшихся ночью в вестибюле отеля «Амбассадор», трудно описать. Интересно наблюдать за реакцией людей, которых внезапно охватил страх. Некоторые не могут с ним справиться. Они позволяют себе доходить до истерики, затем в панике бежать бог знает куда. Большинство страх преодолевают, с разной степенью мужества и хладнокровия. В вестибюле сегодня собрались: газетчики, которые беспорядочно носятся, пытаясь сделать телефонные звонки с помощью одного-единственного оператора; напуганные евреи, которые пытаются забронировать места на последний самолет или поезд. Каждый вошедший через вращающиеся двери в вестибюль приносит самые разные слухи, все собираются вокруг, чтобы послушать, кто верит, кто не верит, в зависимости от собственных ощущений. Бомбардировщики Геринга прилетят в полночь, если чехи не примут ультиматум. Они будут использовать газы. Как достать противогазы? Их нет. Что тогда делать? Бенеш примет ультиматум. Он должен! Газетчики носятся вверх-вниз, злятся на телефоны и немцев и настороженно прислушиваются, не началась ли бомбардировка.

Элемент комедии помогает разрядить напряженность. Алекс, с большой кружкой пива, и Фиби Пакард — с другой склонились над телеграммой, которую только что получил Алекс. Она от его босса, полковника Маккормика, который с военной точностью инструктирует, как освещать военные действия. «Войны всегда начинаются на рассвете. Будьте там на рассвете», — телеграфирует полковник.

Робкий американский бизнесмен подкрадывается к нашему столу, представляется. «Я получаю огромное удовольствие от сегодняшнего вечера, говорит он. — Наши газетчики ведут действительно интересную жизнь».

«Что будете пить, сэр?» — спрашивает его кто-то. Мы продолжаем нашу беседу и разговоры по телефону.

Близится полночь. Срок ультиматума. Входит чиновник из министерства иностранных дел с мрачным видом и сообщает по-немецки, что ультиматум отвергнут. Корреспонденты опять летят к телефону. Несколько евреев поспешно уходят. Входит пресс-секретарь Судетской партии, крупный веселый парень, который обычно заглядывает к нам, чтобы сообщить новости. Сейчас он невесел. «Они отвергли ультиматум?» — спрашивает он. И кажется, не дождавшись ответа, хватает небольшой портфель, который он оставил в углу, и исчезает в дверях.

Пакард, или кто-то еще, наконец дозваниваются до Су-детской области. Там идут бои с применением винтовок, ручных гранат, пулеметов, танков. Все согласны, что это война. Билл Моррелл пробивается по телефону из Хаберсбирка. Не передам ли я его сообщение в «Daily Express»? Да, какое сообщение? Он говорит, что звонит из полицейского участка. В углу помещения в нескольких футах от него лежат под простыней тела четырех чешских жандармов и одного немца. Немцы убили всех четверых жандармов в городе, но прибыло чешское подкрепление, и сейчас управление под контролем. Звоню Мэри, его жене, которая вот-вот станет мамой, и сообщаю, что с Биллом все в порядке. Подходит время моей радиопередачи. Несусь по улице к Дому радиовещания. Должен сказать, что на улице мне стало даже как-то неловко за себя. Люди спокойны и невозмутимы. Нигде не видно ни солдат, ни полиции. Все идут домой, чтобы лечь спать как всегда. Вышел в эфир, но мы не слышали Нью-Йорка, и, боюсь, были сильные помехи. А теперь в постель.

Прага, 14 сентября (утром)

Телеграмма от Пола Уайта повергла меня в уныние. Моя ночная передача не прошла. Он говорит, атмосферные помехи или пятна на Солнце. Сейчас с Гиндушем, Коксом и Морреллом отправляюсь в поездку по Судетам, чтобы взглянуть на бои.

Вечером. — Проехали двести миль по Судетской области. Везде бои. Мятеж, инспирированный из Германии и с помощью германского оружия, подавлен. И чешская полиция, и военные, действуя с невероятной сдержанностью, понесли больше потерь, чем судетские немцы. Если Гитлер не вмешается, то пик кризиса миновал. Жители Судет, с которыми я сегодня разговаривал, очень удивлены. Они предполагали, что германская армия войдет в ночь на понедельник сразу после выступления Гитлера, и когда этого не случилось, а вместо нее вошла чехословацкая армия, они пали духом. Сторонники Генлейна удерживают власть только в Швадербахе, потому что чехи не могут обстреливать этот город, не задевая снарядами территории рейха. Сегодня днем Генлейн объявил из Аша о роспуске комиссии, которая вела там переговоры с правительством. Эрнст Кундт, глава делегации, смуглый вспыльчивый человек и наиболее честный из всех, говорит, что останется в Праге, «если они не убьют меня».

Вскоре после обеда в вестибюль «Амбассадора» влетел мальчишка-газетчик с экстренным выпуском одной немецкоязычной газеты, единственной, которую я могу здесь читать, поскольку не знаю чешского языка. Заголовки гласят: «Завтра Чемберлен отправляется в Берхтесгаден на встречу с Гитлером!» Чехи ошеломлены. Они подозревают сделку, и я боюсь, что они правы. Ночью по дороге на радиопередачу шедший со мной Гиндуш, который понимает чешский, остановился послушать, что кричат мальчишки, продающие газеты. Они кричали: «Чрезвычайная новость! Чрезвычайная новость! Читайте про то, как могущественнейший человек Британской империи идет на поклон к Гитлеру!» Лучшего комментария в этот вечер я не слышал. Опять выход в эфир, но боюсь, что нам не удастся пробиться. Мощные пятна на Солнце работают против нас.

Чувствую себя разбитым. Снова телеграмма из Нью-Йорка, что передача сорвалась. Вечером отправлю телеграмму со своими заметками, чтобы их зачитали. Сегодня Генлейн выпустил прокламацию с требованием немедленного аншлюса, после чего вылетел в Германию. Правительство отдало приказ арестовать его как изменника. Эд Битти из UP звонил сегодня утром из Эгера, но, хотя он и американец до мозга костей, Пакард не понял ни слова из того, что он сказал. Пак прибежал ко мне. «Битти рехнулся. Говорит на каком-то непонятном языке. Ты не поговоришь с ним?» Я вышел на связь. Эд объяснил по-немецки, что он говорит из полицейского участка, что чехи понимают по-немецки, но не знают английского и предоставили ему связь с условием, что он передаст свое сообщение по-немецки, чтобы они могли его проверить. Я записал сообщение. Прошлой ночью во время штурма чешской полицией штаб-квартиры Генлейна в отеле «Виктория» убито шесть человек.