С судьбой не играют в прятки - Лора Брантуэйт

— Ах ты, маленькая шлюха, как ты смеешь лезть в нашу жизнь?!

— А я никуда не лезу, и я, с позволения сказать, не шлюха, может, у меня с Аланом чисто платонические отношения, а? Ты же не можешь сказать наверняка.

— Я сейчас полицию вызову! Вон из моего дома!

— Это дом Алана, он меня сюда позвал, он меня и выдворит. Если захочет. Успокойся.

— Я звоню девять-один-один, — как заведенная, повторила Диана. — Если ты сейчас же не оденешься и не унесешь отсюда свой зад…

— Вот это да! Какая высокая культура речи! Я никуда не пойду хотя бы потому, что ты здесь на тех же основаниях, что и я.

— У меня есть ключ! — в отчаянии выкрикнула Диана.

— A у меня, думаешь, нет?

— Значит, это у вас давно, да? И он просто ждал подходящего случая, чтобы избавиться от меня?!

Вот тут-то Иви стало жалко Диану — ведь ее мир сейчас летит в тартарары. Потом стало жалко Алана: а вдруг он до сих пор дорожит этой женщиной и у него все еще есть шанс с ней помириться? Потом стало жалко себя: что же ей делать, если у них все вернется на круги своя?

И что будет, если сейчас сказать Диане правду?! Про то, что она знает Алана всего пять дней, что это все почти случайность, странное стечение обстоятельств… Что она здесь, потому что во всем огромном городе Чикаго ей больше некуда идти?

Неправда, ей есть куда идти. Льюис ведь тоже стал ее другом.

Если облечь всю их историю в слова, она превратится в фарс. Стоит вынуть из нее эмоции — и она из яркой, живой картины превратится в схематичную газетную карикатуру. Но как рассказать про те чувства, что возникли у Иви к Алану и, хочется надеяться, у него к ней тоже?

Нельзя говорить, нельзя. Сейчас Иви либо останется честной, либо солжет, но в любом случае пути к отступлению не будет. Непоправимый шаг, необязательно неправильный — но именно непоправимый. Что же делать?

— Ты не права. Он порядочный человек и никогда не поступил бы так.

Выбор сделан.

Лгать, чтобы растоптать соперницу, — низко, с какой стороны ни посмотри.

Что ж, по крайней мере, мне нечего будет стыдиться, как-то устало подумала Иви.

— Да что ты говоришь?! А как же он поступил? Приволок в дом тебя… Может, он и вещи мои тебе отдал?

— Меня никто никуда не приволок, я свободный человек и делаю что хочу. Прекрати истерику. Тебе нужны вещи — забирай. Не нужны — проваливай. Алан будет в понедельник, тогда и поговоришь с ним. Что еще непонятно?

Иви не знала, откуда у нее взялись силы и спокойствие, то ледяное спокойствие, от которого ее слова наполнялись холодом. На мгновение ей показалось, что Диана сейчас вцепится ей в волосы и навсегда испортит свою репутацию настоящей леди — такая черная, дикая ненависть вспыхнула в ее глазах. Глаза были зеленые. А у змей зеленые глаза? — спросила себя Иви. Ответа на этот вопрос у нее не было.

Но волна схлынула. Иви нутром, каким-то клубком ниточек-чувств, спрятанным в груди, рядом с сердцем, почувствовала, что Диана отступает.

Она вышла молча, точнее не вышла, а вылетела порывом ураганного ветра. Хлопнула дверью спальни. Иви слышала еще один хлопок — это входная дверь…

Она застонала и сползла по подушке вниз, натянула одеяло до самой макушки.

Так вот, значит, что называют «бороться за любовь»?

Стоп.

Любовь?

Это слово впервые возникло в ее сознании в связи с образом Алана. До этого она считала, что он ей нравится, что она влюблена в него, но любовь — это же намного, намного больше влюбленности. Любовь — это то непрерывное движение тепла, что существует между ней и мамой, отцом, сестрой, даже в каком-то смысле Гаем.

Гай…

Мысль о нем отдалась в голове как глухая боль. Он ведь ни в чем не виноват, что же она его… предает?

Хотя, пожалуй, предательством все это было бы, если бы не то чувство, которое она испытывала к Алану и которому только что дала такое звучное, всеобъемлющее имя.

— Алан, я… люблю тебя, — прошептала она, будто пробуя эти слова на вкус.

Произнести их было легко. Взметнулся и тут же опал в душе страх — страх, что все на самом деле не так, что это просто порыв, что ничего у них не выйдет, что он, Алан, ее не любит и все закончится на следующей неделе или, может, через одну.

Значит, все же любовь. Вот откуда эта твердая убежденность, что он — лучший на всем белом свете, что с его появлением все остальные мужчины вообще исчезли, нет, истончились и стали двумерными, ненастоящими, как рисованные картинки. А страх… кто же не боялся, сталкиваясь с таинственной и почти всемогущей силой, вторгающейся в его жизнь?

Ха. Всемогущей. Хорошенькое определение. Иви поморщилась. А что она, любовь, в действительности может? Писатели, поэты, драматурги много сотен лет в один голос твердят, что все подвластно ей, что она способна разрушить любую стену, возвести мост через любую пропасть, соединить несоединимое, примирить всех и вся, сделать счастливым кого угодно… Ну или убить. В голову почему-то настойчиво лезли имена Ромео и Джульетты, Офелии, Дездемоны.

Нет, естественно, до этого не дойдет. Иви усмехнулась. Вот, приехала строить новую жизнь, чтобы найти убийственно прекрасную любовь. Нет, этот сценарий нам совершенно не подходит.

Дальнейшие размышления на эту, вне всякого сомнения, жизненно важную тему были прерваны звонком в дверь.

Это не может быть Диана. Не может. Она ушла, а если бы решила вернуться, то не стала бы утруждать себя светскими условностями, убеждала себя Иви, но сердце в груди все равно колотилось в сумасшедшем темпе.

Увидев на пороге Генри, она испытала ни с чем не сравнимое облегчение. И как она могла забыть: ведь они договаривались на одиннадцать! Генри был пунктуален, как Биг-Бен.

Он почему-то засмущался, стал торопливо извиняться и без особой уверенности предложил подождать ее внизу, в машине. Иви запоздало поняла, что она, конечно, может чувствовать себя как угодно, но вот ноги ее от этого не теряют своей прелести, а майка Алана ей не настолько велика, чтобы существенно их прикрыть.

— Ой, извини, Генри, у меня выдалось тяжелое утро. Давай ты перестанешь стесняться, а я приведу себя в порядок и приготовлю завтрак. Или мы опаздываем?

Может быть, при других обстоятельствах и с другим человеком Иви и сама смутилась бы неофициальности своего внешнего вида и залилась бы краской до самых ушей, но Генри производил впечатление абсолютно безвредного существа, с которым все просто, естественно и совершенно нестрашно показаться нелепой.

Генри позволил уговорить себя на завтрак и удалился на кухню. Иви скрылась в ванной.

— Генри, что ты думаешь о Диане? — как можно более невинно поинтересовалась Иви, намазывая для него ломтик пшеничного хлеба арахисовым маслом.