Папа, спаси меня - Ника Янг

— Ты как? — вдруг спрашивает Женя.

— Нормально, — повожу плечом. — Спасибо, что позаботился об обеде.

Его лицо мрачнеет.

— Звонил врач, — от этих слов то волшебное чувство единения, радости и звонкости, которое поселилось во мне на улице, сразу лопается, как мыльный пузырь. И не случайно. — Он сказал, что анализы хуже, чем в прошлый раз.

— Черт, — я устало сажусь на пуфик у двери и поминаю, что во мне нет сил встать и идти переодеваться в домашнюю одежду, чтобы снова становиться привычной женой и мамой, как если бы с халатом можно было одеть личину другого человека.

— Черт, — соглашается Женя. — Я звонил твоему отцу, чтобы он подключил свои связи, и нашел доноров за рубежом.

— Спасибо, — сама не понимаю, что это говорят мои онемевшие губы.

Женя прислоняется плечом к косяку двери.

— Все наладится, — вдруг говорит он, но смотрит в потолок. — Все наладится. Но ты не должна быть такой.

Я недоуменно вскидываю на него глаза.

— Какой?

— Размазней, Тоня! — он понижает голос, чтобы Егор не услышал наш разговор. — размазней. Что я вижу каждый день? Слезы, слезы, слезы. Бесконечно. А я мужчина. Мне нужно…мне нужно внимание, в конце концов!

— Женя…

— А что — Женя? — шипит он, и отворачивается. — Я уже сколько лет Женя.

Когда в кухню входим мы с Егором, Женя, как заправская хозяйка, раскладывает пельмени в последнюю тарелку. Он ставит дымящуюся еду перед Егором, и тот сразу же хватается за ложку. Конечно, пельмени, макароны с сосисками — это же не каша и полезный суп, который мама заставляет есть каждый день!

На столе я замечаю цветы. Красные, желтые, синие, белые герберы и маленькие цветочки, белыми тычинками покрывающие зеленое пространство.

— Это…мне? — говорю Жене, а сама смотрю в сторону.

— Тебе, — буркает он и садится обедать.

Однако больше ничего не говорит, и между нами повисает молчание. Я не могу поблагодарить его, потому что он прав — я обычная размазня. Женя вдруг меняется в лице. Откладывает вилку. Он тоже понимает, что что-то изменилось, надломилось, и склеить этот разлом я уже не в силах, а он просто не понимает, — как.

— Потом поем, — говорит он. Вставая, ерошит Егорке волосы, который дует на горячее тесто смешно вытянув губы. — И это… — добавляет он уже у выхода. — Сегодня с пацанами встречаюсь. Буду поздно.

Я откладываю вилку в сторону со звонким стуком. У меня тоже пропадает аппетит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Малая, я тебя ни на кого не променяю, — снова улетаю я в свои воспоминания о встречах с Кириллом тем далеким летом, когда казалось, что мир вокруг радужный и прекрасный. — Даже не думай.

Смеюсь: какой же он забавный, когда смотрит с таким хитрым прищуром.

— И ты меня ни на кого не променяешь! — говорит и вдруг поднимает меня в воздух и кружит вокруг своей оси. Я счастливо смеюсь — ну невозможно не ощущать себя воздушным шариком, заполненным гелием, рвущимся к небу, когда ты находишься в объятиях человека, который может поднять твое настроение, как и тебя саму одним движением!

— Кир, Кир! Ну что ты! — легонько ударяю его по плечу. — Увидят!

— Ах, да, — ерошит он волосы и становится похожим на ворона. — Ты же у нас девочка правильная, с мальчиками встречаться нельзя.

Пожимаю плечами. Отец сразу сказал, как мне только исполнилось пятнадцать лет, что никогда и ни с кем видеть меня не должен. Я и училась в женской гимназии, где всегда ощущала себя под замком в настоящем замке — ни дать, ни взять принцесса Рапунцель, заточенная собственным родителем. И даже боялась увидеть его реакцию — что же будет, когда он узнает, что у меня появился такой непростой ухажер?

— Это мне тоже нравится, — хмыкает Кирилл и утягивает меня под дерево, в тень, с дорожки подальше от любопытных взглядов. — Не хочу, чтобы у тебя был кто-то в голове, кроме меня.

А я же думаю в ответ, что никого там и быть не может. Кирилл слишком броский, слишком сильный, слишком решительный. Он сразу и в одночасье заполнил все мое пространство собой, да так легко, будто бы ему это ничего не стоило.

Он смотрит на меня своими глубокими, черными глазами, и по телу снова бегут мурашки. Он всегда так действует на меня — от одного его вида, одного прикосновения, одного сообщения на телефоне у меня сразу захватывает дух и это не только потому, что прежде я не знала таких отношений с парнями. Все дело в его мощной, подавляющей, пробирающей до костей, ауре.

Кирилл сначала с нескрываемым удовольствием оглядел мое лицо, придвинулся ближе. А потом нагнулся, полыхнув чем-то невозможным в глазах, обдал своим невообразимо приятным мужским запахом.

— Ты не же не будешь кусаться, правильная девочка? — с улыбкой спросил он, изогнув свои полные, мягкие и манящие губы. Я задрожала от предчувствия самого главного сюрприза в своей жизни.

Он осторожно и неторопливо соприкоснулся своими горячими губами с моими.

Я напряглась, но, конечно же, не отстранилась. И тогда Кирилл издал низкий гортанный звук, от которого все во мне перевернулось.

Его губы нежно и осторожно ласкали мои, пока те со вздохом не приоткрылись. И тогда он толкнулся в мой рот своим юрким языком. Меня всю словно огнем обожгло, все чувства обострились, стали такими невероятно полными, что, казалось, это стала не я. Мое сердце трепетало, все жгло и покалывало кончики пальцев, от того, что хотелось прикоснуться к нему везде.

Кирилл на мгновение отстранился, тяжело дыша он посмотрел мне в глаза.

— Поехали ко мне? — выдохнул он.

Я смотрела в его темные, налитые живой чернотой глаза, и понимала, что мир вокруг исчез. Да, что-то рядом существовало: солнце светило, воробьи чирикали, люди спешили по своим делам, проходя через парк. Но я не видела и не слышала никого и ничего. Я полностью погрузилась в его черный космос, в котором плескались звезды и зажигались новые галактики, вспыхивая разными новыми созвездиями.

Как можно отказаться от того, чего желаешь своим сердцем? Никак.