Самодержавный попаданец. Петр Освободитель - Герман Романов

Только что утвержденная коллегия внутренних дел, как всякое новое учреждение, стремилась показать свою нужность и опорочить конкурентов, а потому их недостатки и ошибки выискивала с упорством и терпением безграничным. Но и порядок старалась держать в державе — конкуренты тоже не дремали, порухи выискивая…

Петр подмахнул последний лист и устало встал. Вечерело, и он подумал, что пару часов можно вздремнуть. Марш намечался на час ночи, так что время было и поспать, и поесть потом. Позавтракать, вернее, полуночничать. А там драка ждет знатная — османов и татар на Кагуле втрое больше набралось, чем солдат в русской армии.

Мотовилихинский завод

— Постарался, Степан Миронович, сильно постарался! Я таких заказов и за пять лет не выполню. Впору завод расширять…

Иван Ползунов медленно прошелся по роскошно обставленному кабинету. Сильно тяготила его обстановка с тяжеловесной мебелью, но ничего не поделаешь — ныне он директор казенного завода, а положение, как говорится, обязывает. Вон как вознесся ныне — целым титулярным советником стал, да не прежним, мелкой канцелярской сошкой, а нынешним, что по новой «табели» майорскому чину соответствует.

И тут Ползунов подумал о прежних злоключениях, когда его идею создать паровую машину на Знаменском руднике приняли, скажем так, без большого восторга. Он уже не знал, что и делать, но однажды ночью его вытряхнул из постели прибывший из Петербурга фельдъегерь.

К неописуемому удивлению, отнеслись к нему не как к государственному преступнику, а с нарочитым бережением и почетом. Чуть ли не под руки взяли, усадили в кибитку вместе с двумя учениками и одним мастером и повезли в столицу. Остановок в пути не делали, лишь на почтовых станциях перепрягали уставших лошадей. И снова в путь, только снег под полозьями скрипел, да кнут над лошадиными спинами свистел.

За три месяца довезли до столицы — и прямо к императору во дворец, даже с дороги помыться не дали. Разговор с Петром Федоровичем привел его в неописуемое состояние — царь откуда-то прознал про его идею создать механизм, что будет работать силой пара. И не только знал — три дня они работали над чертежами, император сам сделал ему несколько интереснейших указаний и даже дал собственноручно исполненные схемы.

И, обласкав царственно, отправил на Охтинский завод, где в полной тайне через полгода первый паровик и был сделан. Машина императору понравилась, присвоил он чин титулярного советника и отправил на реку Каму директором завода, что уже два года обустраивался в Мотовилихе, пригороде Перми.

И только здесь Иван Иванович понял, что государь заранее все ведал и предусмотрел. Именно на этом новом заводе, в глубокой дали от столицы, но близь уральских домен, с которых шло железо и чугун, предстояло развернуть производство паровых машин. А на Каме возводили еще и Боткинский завод, на котором должны были строить суда с гребными колесами и паровым двигателем, что Петр Федорович самолично придумал…

— И как же я заказы эти осилю? — пробормотал устало Ползунов.

Хорошо, что в заводской школе ребятишек всякому заводскому умению обучают, теперь ни в Мотовилихе, ни в Воткинске проблем с умелыми рабочими не было и с материалами, что доставлялись бесперебойно. Государев заказ — его нужно выполнять со всем тщанием.

Хитро придумал Петр Федорович — те из купцов, что на пароходах грузы перевозить станут, от половины налогов освобождены на три года будут. И за само судно паровое никаких пошлин не брать. Наоборот, если на сибирских реках кто пароходы гонять начнет, то от казны доплаты иметь будет и ремонт бесплатный на казенном заводе, что в Тобольске сейчас строить начали. Вот купцы и заполошились, приехали с заказами, мошной тряхнуть на дело незнакомое, но прибыльное, собираются.

Хитра государева задумка — на всех реках пароходы пустить, чтоб страну связать в один торговый путь. А рек-то множество — это сколько пароходов построить надо?! А волоки в междуречье повелел государь делать ровными и гладкими, с насыпью, и там дороги проложить, но грузы пока на подводах перевозить и с судна на судно, таким образом, перекладывать.

Ползунов вздохнул — он вспомнил, что к следующему году Петр Федорович приказал ему чудную машину паровоз до ума довести, чтоб на насыпях этих рельсы проложить, грузы уже силой пара и по земле перевозить, не только по рекам.

Но дорога задумка — рельсы из чугуна на Урале отливать только сейчас научились, и стоят они накладно. Но со временем окупится — на тележках с железными осями и дисками можно по двести пудов нагрузить, а на подводе и пятнадцати не вывезешь. А паровоз десяток тележек утянет!

Да и рельсы едва на сотню верст укладывать придется, и то редко — рек много, и они друг к другу близко подходят. Если пароходов и паровозов много сделать, то перевозка грузов намного быстрее, в два, а то и три раза будет. Великое благо будет сделано!

— И как же я заказы эти осилю?!

Очаков

Толкать бочонки было тяжело, хоть и плавал сейчас Семен Хорошкин, как угорь. Выучили за восемь лет…

— Тьфу! — Он глотнул лиманской водицы, мерзость изрядная. Днепр пресную гонит, а тут, у крепости, она с морской водой смешивается. Оттого и вкус у нее такой, что хуже некуда. Случайно глотнул, раззявился.

Эти два бочонка, набитые адской смесью, они толкали вчетвером уже добрых два часа. Хоть и лето, и водица вроде теплая, однако тело уже начало сводить. Да еще луна выглянула, пришлось ее светлые дорожки стороной огибать. На всякий случай — а вдруг вахтенный глазастый попадется да присмотрится, что это на воде само движется к кораблю…

После злосчастного купания в вонючем сортире, где Семен укрылся от разъяренных мятежных измайловцев, путь в гвардию был ему заказан. Многие о том погружении в нечистоты знали, а потому поруха чести была бы изрядной, и государю ущерб.

Однако Петру Федоровичу Семен благодарен был до глубины души — царь все понял, насмешек чинить не стал и другим не дал, что зубы скалили. Мол, лучше смерть принять, чем в дерьмо нырять! Но что делать? Испугался тогда гвардеец, смертушки испугался. Ведь в Кронштадте чудом выжил, до сих пор в ненастье ребра болят — испинали тогда знатно.

Император его во флот перевел, а через год с ним особый тайный разговор имел. Предложил сколотить команду из пловцов наилучших и поведал, что будут они теперь учиться, как с минами к вражеским кораблям подплывать по ночам и взрывать их. Семен сразу загорелся, и потянулись долгие годы учебы — сам Петр Федорович с ними часто лично занимался.

Только раз пошутил государь, мол, тому, кто из дерьма выплыл, любое море нипочем станет. И точно как в воду смотрел государь — сейчас Семен не боялся ни капельки, а борт огромного турецкого корабля уже нависал над ним высокой стеной.

— Кап, надо заводить, — рядом прошептал вынырнувший мичман Максимов, смешливый рязанец. К сокращению своего собственного чина капитан-лейтенанта Семен привык давно — иначе в воде и говорить не будешь, враг-то рядом и вряд ли дремлет. Высокий у него чин, государь лично даровал, пошутил, что авансом дает, а ему, Семену, отблагодарить на войне придется. Вот он и отработает сегодня…