Самодержавный попаданец. Петр Освободитель - Герман Романов

Семен не мог поднять не то что головы, а век — вымотался полностью. Он еще помнил, как цепляли к днищу мины, как крутил буравчик, но обратный путь вылетел из головы, только свинцовая усталость во всем теле. Как заметили их запорожцы в темноте, одному Богу известно да царю морскому. Но казаки не обмишулились, вовремя выловили всех из воды, они и руками пошевелить уже не могли.

Тут же содрали кожаную одежду с воздушными мешками, чтоб на воде держаться, растерли горилкой с перцем да еще влили в них изрядно, разжав зубы. И только сейчас Семен стал приходить в себя, разглядывая суровых и молчаливых казаков с выбритыми головами, но длинными оселедцами и усами. Полуголые, с крепкими мускулистыми телами, они довольно прилично разогнали струг, почти беззвучно загребая веслами днепровскую воду. Ходко шли, чувствовалась давняя привычка к таким походам.

Горилка сделала свое дело, пожар в животе занялся, кровь пошла толчками. Жизнь взяла свое, Семен изрядно повеселел. Ожил и его приятель, мичман Петр Максимов, да боцманматы флотские, что с ними диверсию эту учинили.

Уже собственными силами они пустили по кругу мешок с горилкой, стали жадно жевать холодное отварное мясо. А Семен все смотрел на крепость, у которой сгрудился лес мачт, — то на якорях стояла большая турецкая эскадра. Смотрел напряженно и не пропустил главного.

— В-у-х!

Столб воды вырос у борта самого крупного османского корабля, хорошо видимого даже на таком расстоянии.

— Ш-в-а-х!!!

Линкор в доли секунды превратился в огнедышащее жерло вулкана, огнем его вывернуло наизнанку: двадцать пудов адской смеси «аммонала» — это не слабенький порох взорвать. В небо взметнулись многие тысячи огней — горящим дождем обломки посыпались на соседние турецкие корабли.

— Крюйт-камера рванула, — тихо прошептал Максимов. Никто не радовался в голос — турецкие сторожевые галеры рыскали по лиману, не давая русским судам вырваться из Днепра.

— И ветерок поднялся, — добавил Семен с надеждой. — Может, и погорят еще кораблики-то?

Юконский острог

— Б-у-х! Б-у-х! Б-у-х!

Визг разом прервался — тяжелые пули буквально отшвырнули индейцев назад. Одному снесло полчерепа, кровь брызнула во все стороны, окропив и Алехана. Второму досталось две пули, причем в бок. Туземца в воздухе перевернуло на спину — и Орлов чуть не срыгнул.

Надрезанные свинцовые пули, поставленные моряком на здешнего матерого и до ужаса свирепого медведя-гризли, полностью разворошили аборигену живот своими выходными отверстиями.

— Че, окаянные! Отведали казацкой сабельки!

Алехан так и не понял, каким образом Кузьма отсек одному индейцу руку, второго проткнул насквозь, а третьему разрубил плечо. Все произошло настолько быстро, что Орлов даже не успел поднять штуцер и прицелиться, дабы помочь станичнику. И вот у ног казака бьется в конвульсиях насаженный на саблю колош, другой лежит в луже собственной крови, и лишь безрукий в сознании — кровь хлыщет с обрубка, а он, смертельно бледный, без сил, только смотрит на клинок выпученными глазами.

— Кишка тонка у них супротив баргут или чахар. Вот те мунгалы рубаки изрядные!

Кузьма сплюнул кровавый сгусток, щека у него была располосована, и посмотрел на Орлова.

Тот поднял ружье — добить индейца, все равно не выживет, всю кровищу потерял. Казак предостерегающе кашлянул:

— Не замай, Григорыч! Не трать патрон, мало их у нас!

И стремительно взмахнул саблей, развалив грудину колошу наискосок. Кровь хлынула потоком, алые брызги долетели до воды. Орлов только сейчас опомнился, достал тряпку и вытер лицо — мешковина сразу окрасилась.

— Фу! — облегченно выдохнул казак, цепко обшаривая взглядом окрестности. — Славно подрались.

— Кое-как отбились! — вставил и свое слово Алехан. — Вроде вражин больше нет, кончились супостаты.

— Их ровно дюжина была, мы их тут всех и положили. — Кузьма присел на камень и стал рассматривать свою винтовку. Через несколько секунд выругался по-черному, помянув и мастера, что делал ее, и себя, и чью-то мать, и золото, будь оно неладно.

— Золотишко чем тебе не мило? — ощерился улыбкой Орлов.

— Будь камешек, так я бы рукой провернул, — степенно ответил казак, — а так самородок малый попал и заклинил барабан. Смотри!

Казак вытащил из мха плоский желтоватый камень, похожий на оладью, почему-то кхекнул, вроде как сильно удивился, и пару раз аккуратно ударил по барабану. Достал мелкий камушек, тускло блеснувший на его корявой ладони, да швырнул его в озеро.

Далеко кинул — ровно посередке глади всплеснуло, и пошли круги во все стороны.

— Богач ты, Кузьма, золотом швыряться! Самородок не нужен? Там же несколько золотников было.

— Ну и хрен с ним, лучше малым пожертвовать, но с большим остаться. — Казак хитро сверкнул глазами, взял булыжник и неожиданно бросил «оладью» в сторону гвардейца. — Лови, ваш-бродь!

Алехан привычно махнул лапищей — и тут в ладонь сильно ударило, тяжесть оказалась нешуточной. С лепешку камушек, большенький — но весил изрядно, с полпуда, руку сразу оттянуло.

Орлов крякнул от удивления — о таких огромных самородках он даже от брата не слышал, не то что видел. Гриша о десяти фунтах говорил, а этот тусклый желтый камень вдвое больше весит.

— Ты его спрячь пока, Григорыч! С такой тяжестью бежать от супостатов трудненько!

— Зачем прятать-то? — удивился Алехан. — И бежать зачем? Мы ж их всех побили!

— Мы убили тех, что нас повязать хотели! — Казак ощерился. — Колоши эти с нами уже встречались в прошлом году, но не знали, что у нас многозарядные фузеи. Иначе после первого же выстрела не стали бы нас так неспешно обкладывать, а кинулись разом. Ошибочка у них вышла. Думали, мы ружья перезарядить не успеем, не знали про шесть зарядов. И в тебя стрелы не пускали, в единственного. В аманаты ты им был нужен, Григорыч! Старые счеты к тебе у них есть!

— Так что ж это такое? Откуда они? Шли за нами?

— Измена это, ваш-бродь! Вон острожный индеец лежит, мертвяк голимый. А где второй?!

Орлов сразу отыскал караульного туземца, данного братом в проводники. Прав казак, убили его. И не тлинкиты — тех и рядом не было, и стрел в теле не торчало. Но сколько ни разглядывал место Алехан, второго караульного он так и не приметил.

Казак с усмешкой посмотрел на гвардейца и сплюнул. Затем хрипло заговорил, как старый ворон:

— Сбег, щучий сын. Своего резанул в спину и сбег. Как пальба началась, я его приметил — думал, от колошей убегает. А он от нас бежал, понял, собака, что мы огненным боем отобьемся. В остроге пальбу брата твоего видел, сообразил, что к чему, но этих предупредить не успел.

— Зато сейчас успеет, пес! — грозно процедил Алехан и засунул самородок под мох с камнем торчащим, приметным. — Нас в остроге не ждут до завтрева, а энти твари на нас охоту начнут. И скоро. Уходить надо, тут ты прав, Кузьма. Худо только, что мест сих не знаем, догонят. По следу они ходить горазды!