Болото - Марьяна Романова

Третьего сына не ждали – это был незваный гость. Был собран семейный совет, на котором сразу же решили отправить нового малыша в небытие. Королева записалась в хорошую клинику, пришла на прием, ей показали палату, халат красивый выдали, она послонялась по коридорам, съела в местной столовой сырники, собрала вещи и ушла – а почему, и сама не смогла бы объяснить.

Как кричал на нее Король тем вечером, как кричал. В замке начался бунт. Король атаковал, Королева играла стойкость. Король собрал чемодан и переехал в съемную квартиру, и весь вечер пил коньяк, терзаемый чувством вины, таким сильным, что оно было почти несовместимо с самоощущением Человека.

А утром вдруг ощутил крылья за спиной, пошел обедать в ресторан и там познакомился с красивой девушкой Мариной, младше его на десять лет. Марина была инструктором по йоге. Рыжие волосы, гибкое тело, бриллиантик в носу, аллергия на ответственность и детская страсть хватать впечатления, как кровожадный король берет штурмом варварские города. У Марины не жизнь, а кино. И с парашютом она прыгает по выходным, и путешествует за кудыкину гору – то в перуанские джунгли, то к амурским тиграм, в тайгу. И в глазах у нее солнце и ветер, а не вечная зима, как у Королевы.

Дочь Яна тоже собрала сумку и ушла из дома – переехала к однокласснице. И вечером ей тоже было не по себе немного, а утром внутренний адвокат излечил прихворавшую совесть, и Яна пошла в тату-салон, где ей прокололи ушные хрящики и нижнюю губу. В уши вставили сережки-шипы, и она стала похожа на биомеханического эльфа.

Королева осталась с ранее их общим адом наедине. И это было по-настоящему страшно. Еще и Саша, который обычно вел себя так, словно он вообще не замечает домашних, словно ему все равно, что происходит в семье, начал бунтовать. Орал втрое больше обычного, а приглашенный психиатр развел руками: «А что вы хотели? Такие дети чутко реагируют на изменения в семье. Если хотите, выпишу вам направление, оформим в приют». Королева не хотела. Она знала, что даже если ей самой трудно любить Сашу, то чужие люди не смогут и подавно. И святые не смогут. И самые сострадательные – тоже.

Король вернулся спустя несколько месяцев. Пытался штурмовать совесть – не вышло, слишком крепки были стены ее – воспитание, надежды, волшебная сила привычки, категорический императив, в конце концов. Правда, вернулся он не один, а с рыжеволосой Мариной в сердце. Король, конечно, ничего не сказал жене, но чужое присутствие чувствовалось. Рада в самый же первый вечер все поняла и прямо спросила:

– У тебя кто-то появился?

Максим не стал обманывать:

– Да.

– Ты собираешься уйти совсем? – почти в деловой интонации уточнила жена.

– Нет.

Она кивнула и больше ни о чем не спросила. Максим помнил ее юной. Помнил, как ему было двадцать пять лет, а ей – двадцать три, и это были самые первые их общие дни, самые сладкие. Вино, Doors, и вот он схватил в охапку какую-то девчонку, первую попавшуюся, ту, что рядом стояла, и закружил ее по комнате, и в этом не было ни кокетства, ни желания близости – одна только жажда выплеснуть наружу самцовую ядерную энергию, которая через край била, дышать и соображать мешала.

На визг и хохот девчонки из кухни Рада пришла, увидела, и ее глаза потемнели – она бросилась вперед, и был некрасивый скандал, о котором он потом, сам удивляясь, вспоминал с теплотой. Возможно, путал нежелание делить с истинной близостью. Когда его отец погиб, мама стала к Максиму холодна – как будто бы живого неравнодушного человека подменили совершенной моделью робота. Его никогда не отчитывали за двойки, не ругали, поймав в двенадцать лет с сигаретой – и дело не в либеральном воспитании, просто все мамины эмоции питали ее личное горе, Максиму же доставался только качественный уход. Рада с ее эмоциональным желанием управлять оказалась кстати. Должно быть, она тоже не от хорошей жизни такое делала. Два подранка нашли друг друга, взаимно заполнили пустоты и приняли удачное сочетание неврозов за любовь.

Куда все делось? Король рассматривал обесцвеченное и спокойное лицо королевы. Ему хотелось сбежать в какое-нибудь тридесятое царство, но он понимал, что едва ли сможет решиться, продолжая при этом чувствовать себя собою. Не идти же к психотерапевту с запросом: «Помогите не испытывать угрызений совести, когда я собираюсь уйти от жены, двоих здоровых детей и третьего, инвалида. А то со мной, кажется, что-то не так».

Впрочем, рыжеволосая Марина то ли оказалась всепрощающим ангелом, то ли прекрасным стратегом – она никуда не делась, осталась подле него, довольствовалась короткими встречами и никогда не заговаривала о большем.

Родился сын, Мишенька. Долгожданная награда Короля и Королевы – здоровый спокойный ребенок с крепкими нервами. Откуда бы им взяться, вот чудеса. Когда Королева ждала первенца, грудь ее распирало от радостных надежд, от предвкушения счастья, она прекрасно спала и по расписанию ела рекомендованные врачом продукты, она много гуляла в парке и слушала концерты Рахманинова. И в итоге родилась нервная Яна. А теперь – плакала в подушку ночи напролет, забывала позавтракать, так и не бросила курить, иногда часами валялась на диване в апатии – и, пожалуйста, ангельский Мишенька.

Максим никогда ночи не боялся. Бояться потустороннего – роскошь ленного ума, так он считал. Те, чья жизнь страшна, едва ли будут трепать останки психических сил реакцией на скрипы, шорохи и дребезжание оконного стекла.

Да, было не по себе в этом мрачном доме, в этой странной деревне, которая днем была похожа на тысячи других деревень средней полосы, а по ночам превращалась в декорации страшной сказки. Но соседка ведь все объяснила – опасаться нечего, это природная аномалия. Звуки такие лес уже многие годы по ночам издает. Не стоит их дорисовывать, прислушайтесь внимательно, и поймете – то, что воспаленный ум воспринимает как детский плач, на самом деле – просто стон ветра. А хриплый хохот – скрип сухих веток. Максим это все знал, но каждую ночь, когда до ушей его доносились эти вздохи, у него волоски на руках дыбом поднимались.

Они приехали сюда, чтобы все исправить. Чтобы стать Адамом и Евой в раю, никого лишнего, не на кого отвлечься. Новый старт, новая жизнь и новое качество любви.

В самые первые дни Максим понял – это не работает, как и почти все искусственное. Зря было столько суеты, зря он уволился, зря они сдали квартиру и поехали в глушь. В какую-то ночь Рада возжелала близости, которой между ними не случалось с тех пор, как родился Миша. Это был один из немногих выпавших на их долю спокойных дней – и Яна была в хорошем расположении духа, и Саша вел себя тише обычного. На ужин был пирог с лесной черникой, смотрели какой-то старый советский фильм, много смеялись, и ощущение ватной точки, к которому все они привыкли, как к воздуху, как будто бы испарилось. Ночью Рада прижалась к нему горячим телом, он скорее машинально, чем в желании слияния, провел рукой по ее спине и подумал о том, какими же они стали чужими. Необратимо чужими. При этом Максим был здоровым мужчиной, и его тело отозвалось на осторожные ласки жены, и все было торопливо и неловко, как у старшеклассников, но Рада уснула на его плече – и похоже, уснула счастливой. А для Максима это была точка невозврата.