Я боюсь. Дневник моего страха - Катерина Шпиллер

Детские страхи

(из рассказов знакомых и друзей)

«Есть страхи, которые надо преодолевать регулярно. В детстве мой путь от дома до маминой работы занимал 4 километра пешком – до причала, куда приходил катер, по приятной дороге, практически без машин. Потом нужно было пройти по деревянному пирсу и спуститься по трапу на понтонный причал, к которому катер прибывал. Ждать его на этом качающимся причале было очень страшно – вода совсем близко. А в Кольском заливе она всегда холодная. Десять минут в такой воде – и человека уже не спасти. Родители еще больше пугали меня, говоря: «Стой смирно, а то упадешь в воду и утонешь»… Близость ледяной воды, качку, опасные волны, удар катера о причал я до сих пор физически ощущаю. Ну, это не так страшно, это такой маленький страх.

Катер доставлял нас к Морвокзалу, откуда до железнодорожного вокзала путь лежал по мосту. Вот это было совсем страшно. На высоте второго-третьего этажа надо идти сквозь пронизывающий ветер, по льду под ногами, над рельсами, поездами, проводами высокого напряжения. Люди спешили, толкались. Я очень боялась упасть… Во время войны моя бабушка жила в эвакуации в Тбилиси. И однажды какой-то местный идиот пытался сбросить ее с такого же моста, крича, что из-за русских война началась. Бабушка буквально на пальцах висела. После ее рассказа стала ужасно бояться этих мостов. И по сей день очень осторожно по ним хожу. Страх крепко засел в моем сознании на всю жизнь.

Думаю, надо было родителям в свое время успокоить меня, рассказать о прочности поручней, крепости моста, надежности их, родительской, защиты.

А сейчас мне регулярно снятся страшные сны. В одних – мы плывем через залив, катер раскачивается на волнах, и я падаю в воду. В других – мне надо пройти по тому самому мосту. И вот я иду, даже бегу по нему. Сначала отваливаются боковые ограждения. Я иду осторожно. Мост покрывается льдом, я иду аккуратно по середине, боюсь поскользнуться и упасть вниз. Потом мост начинает выгибаться, и я уже ползу по нему, но соскальзываю и падаю… Однажды я во сне дошла до конца моста. И тогда я была счастлива! К сожалению, только во сне…

А наяву впереди мост, который нужно преодолеть. Мне очень трудно жить – одно сплошное преодоление. А все говорят, что я сильная…»

Вспоминаю один из своих кошмаров, который, к счастью, уже незнаком молодому поколению. Дай бог, чтобы никто больше не испытывал подобного страха… Как же его назвать? Страх перед властью? Страх попасть в тюрьму? Нет, скорее, страх перед карающей мощью тоталитарного государства. В общем, когда боишься ляпнуть что-то не то про партию-правительство, какую-нибудь «антисоветчинку», потому что за это могут сильно наказать. Смешно, конечно, я ведь жила не в 30-е годы, но и в 70-80-е меня дома сильно запугивали «карающим мечом революции».

Мне, например, говорили, что нигде нельзя рассказывать, о чем дома болтают родители (а уж они распускали языки, особенно в подпитии – ого-го!). Мне внушали, что рассказывать политические анекдоты – смерти подобно: обязательно кто-нибудь «настучит», и будет очень плохо. Меня стращали КГБ-шниками и прочей «спецурой», которая есть повсюду… Ребенком я была не в состоянии определить, сколько преувеличения было в родительских словах, поэтому воспринимала их буквально. Жить было очень страшно. Когда я спрашивала: «А что будет, если я что-нибудь «такое» скажу?», мне отвечали: «Нас посадят в тюрьму». Не умея критически относиться к словам родителей, я, естественно, пугалась до смерти и старалась жить так, будто хожу по самому краешку обрыва: главное – не сорваться, надо все время быть очень внимательной и следить за каждым своим шагом, вздохом, малейшим движением.

Еще сравнительно недавно я думала, что подобная ситуация в детстве была только у меня. Однако рассказы многих людей показали, что и в других семьях родители успешно покалечили детей таким вот страхом. Конечно, я имею в виду семьи наших так называемых интеллигентов, кухонных диссидентов. Они ощущали себя очень храбрыми, умными и передовыми в своих пятиметровых кухнях, но им никогда в голову не приходило, что в отношении собственных детей они были дураки дураками и отъявленными трусами, опасавшимися, что ребенок невольно их «заложит», и у них могут быть неприятности на работе и в партъячейке. Почему им не приходило в голову просто не «свободолюбствовать» при детях, чтобы не перегружать детскую психику? Правильный ответ: потому что они были глупы.

Детские страхи

(из рассказов знакомых и друзей)

«Я была в первом классе. На уроке пения мы разучили новую песенку о Ленине. Мне ужасно понравилась мелодия. Когда я пришла домой, захотелось поделиться с мамой новым знанием, красиво спеть, чтобы она удивилась, улыбнулась и похвалила. В это время она что-то делала на кухне. Я вошла и запела: «Запах тополиный и сиреневый над Москвою майскою поплыл. Встретились весною дети с Лениным, Ленин с ними долго говорил. Надо, чтоб росли вы коммунистами…» Больше ничего я спеть не успела. Мама вдруг как шваркнула половником по столу… «Не сметь! – она завизжала. – Никогда не сметь петь мне про Ленина! И про коммунистов! Слышишь! Никогда!» Не знаю, почему я не сделалась заикой… Меня трясло. Я буквально уползла тогда из кухни к себе, так ничего и не поняв…

С тех пор у меня появился жуткий страх перед словом «Ленин» и любой коммунистической темой. До сих пор не могу об этом говорить! Я боюсь, боюсь… Меня однажды спросили, почему я так опасаюсь всего этого, ведь социализм давно кончился, говори что угодно хоть о Ленине, хоть о Сталине… Мне трудно объяснить людям, что дело не в политическом запрете, а в другом… Я боюсь этой темы так же, как кто-то боится… ну… Фредди Крюгера, например. Это просто пугалка для меня, кошмар кошмаров…»

И в моей жизни было нечто подобное, связанное с песней, правда, не столь драматичное. Классе во втором мы с подружками устроили домашний концерт для родителей. А до этого на уроке пения разучили замечательную песню «Бухенвальдский набат». Мне очень нравилась мелодия, трогали слова… Мы во втором классе уже очень много знали и про войну, и про концлагеря… Поэтому песня была для нас и страшная, и грустная, и… величественная, что ли. В общем, второклассница Катя с серьезной мордахой вышла к взрослым и запела «Набат». Я думала, что всем понравится, все будут слушать и сопереживать… И никак не ожидала того, что потом случилось. Взрослые люди, среди которых были мои родители, стали смеяться. Я мужественно допела песню под мамино и папино хихиканье, убежала в другую комнату и заплакала.

Я понимаю, что их насмешило несоответствие глубокой, драматичной, гражданской песни соплюхе-второкласснице со значительным личиком. Конечно же я прекрасно знаю, как поступают в подобных случаях нормальные, неглупые родители. Они сдерживают свои улыбки и не показывают ребенку, что он смешон. Увы, не всем достаются умные родители…

А в моей детской голове тогда произошел своеобразный затор: взрослые хихикают над такой серьезной темой, над «сотней тысяч заживо сожженных». Значит – это какая-то немножко стыдная тема? Или смешная? Наверное, это такая же тема, как анекдоты про Брежнева – дошло вдруг до меня. Когда родители говорили про Брежнева, они точно так же хихикали. И все их кухонные разговоры под рюмочку о Ленине, политбюро, съездах партии и прочем вечно сопровождались не только руганью и проклятиями, но часто именно такими вот смешками.