Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

Стоял солнечный весенний день, таял снег, на голых ветвях шумели воробьи. У нас были с собой снегоступы, но по сугробам идти оказалось так тяжело, что мы сдались уже на ближайшем подъеме. Вскоре показалась первая башня, почти двухметровая. На самом высоком месте Коппарняси красовалась вторая, превосходящая первую. Камни в их стенах еще не успели покрыться мхом, у основания валялись булыжники, будто их накидали прохожие. Возможно, перед нами стояло творение какого-нибудь современного художника. Мари Хиггинс, например, отовсюду привозила спички и хранила их в медной коробке в спальне. Однажды ночью в пьяном бреду она решила устроить огненное шоу и подожгла весь свой запас. Прежде чем я успела потушить пламя, пожарная сигнализация перебудила пол-улицы.

— Уско хочет построить здесь коттеджный поселок, а Гезолиан выступает главным организатором проекта, — рассказывал Юрий по дороге. — Такое впечатление, что он стремится к реваншу за изгнание его семьи с этих земель. Ну, ты же понимаешь, и Гезолиан финансирует его не в порядке благотворительности.

— Но ведь эта территория относится к государственному заповеднику. Интересно, каким образом Сюрьянен собирается ее присвоить?

— Надеется убедить новое правительство, что это разумный шаг и хороший участок на побережье не должен простаивать. У нас в стране, если Путин принимает решение, что где-то необходимо проложить трассу, ее прокладывают без раздумий и не считают, сколько снесут домиков старых бабушек или зальют асфальтом плодородных земель. Так что Сюрьянен, в общем-то, не планирует ничего незаконного, просто лоббирует тех, кто уполномочен принимать по этому вопросу решение. Вам, финнам, нужны деньги, которые российские туристы вкладывают в экономику страны? Так вот, Сюрьянен с помощью Гезолиана и стремится к тому, чтобы это работало.

За спиной у Юрия болтался рюкзак, в котором лежал обличающий холст. Еще он упаковал термос с чаем, бутерброды, колбасу и горчицу. Мы планировали организовать небольшой пикник в каком-нибудь безлюдном месте. Посторонним ни к чему наблюдать за сожжением картины.

— А Мартти Рютконен знал об интересе Гезолиана к Коппарняси?

— Нет. Его задачей было найти Сталя и остатки радиоактивного изотопа. От убитого в Италии Дольфини Гезолиан узнал, что Сталь привез вещество в Финляндию. Рютконену ничего не было известно об этих делах. Это я привел его сюда на смерть.

Чем ближе подходили мы к гостинице Коппарняси, тем серьезнее становился Юрий. На парковке стояло несколько автомобилей, кто-то курил на веранде. Я не хотела даже видеть окна здания, где я однажды чуть не убила Давида, а потом занималась с ним любовью. Я взяла Юрия за руку, он сжал мою ладонь. Наверное, думал, что я пытаюсь его подбодрить, но я лишь хотела избавиться от образа Давида. То, что сейчас со мной шел другой мужчина, казалось мне местью.

Танцпол у веранды сверкал досками, заботливо очищенными от снега. Трудно было поверить, что всего каких-то три месяца назад здесь убили человека. Вдруг сзади раздались громкие звуки музыки. Я оглянулась: из-за веранды вышел мужчина с гармошкой в руках.

— А ну-ка живо танцевать! Такой прекрасный день! Или современная молодежь не умеет танцевать польку?

— Что он говорит? — испуганно спросил Юрий.

— Велит нам танцевать.

— Танцы на могиле, — мрачно произнес Юрий.

Да, тащить его на место убийства было не лучшей идеей. Человек с гармошкой подошел ближе и поинтересовался по-английски, туристы ли мы.

— This very famous Finnish song,[4]— продолжил он, и я молча кивнула.

С какой стати я попросила бы его прекратить? Не произнеся ни слова, мы с Юрием отправились вниз по скалистой тропинке на берег, где стояла ветряная мельница.

Мы все еще держались за руки, из-за чего двигаться в снегоступах было довольно сложно.

— Не забудь про пистолет, — напомнила я, когда мы наконец вышли на дорогу и сняли снегоступы. — Достань его поскорее, а Рейска отнесет Лайтио. Вы с Сюрьяненом, случайно, не собираетесь в ближайшее время в Россию?

— Для этого не обязательно ехать в Россию, у меня есть нужные связи и в Хельсинки. Но кто будет за него платить, я?

— Да. И это небольшая цена за свободу. Раз у тебя есть средства ездить на «ягуаре», то и купить револьвер для тебя не проблема.

— Неужели нет другого пути, кроме как застрелиться? Ведь есть же и другие способы.

— Нет. Умереть от одного выстрела с сигарой в зубах — вот единственная смерть, достойная полицейского.

Лайтио словно почувствовал, что мы говорим о нем. Звякнул телефон: от него пришло сообщение.

«Я подключил своего знакомого. Тот выяснил, что эти ненормальные психиатры решили выпустить твоего отца из тюрьмы, чтобы он попробовал вкус свободы. Так что у него будут настоящие пасхальные каникулы».

Я не смогла сдержать тяжелый вздох.

— Что на этот раз? — тут же поинтересовался Юрий.

— Новости про моего отца. Ему собираются дать отпуск. Процесс освобождения уже запущен.

— Да он же целую вечность просидел в тюрьме. Больше десяти лет!

— Не в тюрьме, а в закрытой психиатрической лечебнице. Он опасный психопат, которого следует держать под замком до конца его дней.

— Боишься?

— Не за себя. Я, как ты знаешь, всегда могу за себя постоять. Кстати, а что Сюрьянен с Юлией собираются делать на Пасху? Мне надо будет уехать в Туусниеми.

То, что отец находился на излечении в Куопио, а не в Турку, означало, что врачи не считали его безнадежным и полагали, что при правильном медикаментозном лечении он вернется к нормальной жизни. А они не думали, что может случиться, если он вдруг забудет принять свои лекарства?

— А ты сама? К кому ты поедешь?

— К родственникам отца. У него есть сестры, — быстро добавила я.

Мы шли в сторону берега. На парковке стояла машина; надеюсь, ее владельцы не заняли гриль. В безветренных местах было даже жарко: я стянула шапку и расстегнула куртку. Юрий снял запотевшие темные очки. Возле гриля никого не было, но еще витал запах жареной колбасы, угли не остыли. Подбросить пару поленьев — и огонь снова разгорится.

— Наверное, твоя мама была такой же, как и ты, — вдруг сказал он.

— Какой — «такой же»? Я ведь плохо ее помню. Она была веселой и жизнерадостной, любила детей и хотела стать учительницей в школе. Вряд ли мы с ней похожи. — Я улыбнулась, хотя мне было совсем не весело. — Так что я, наверное, больше все-таки дочь своего отца.

— Зато она, как и ты, умела пробуждать в людях сильные чувства. — Юрий снял перчатку и провел пальцами по моей щеке. — Когда Лайтио умрет, только мы с тобой будем знать правду о гибели Мартти Рютконена. Только ты и я. И я буду полностью в твоей власти. Тебе нравится чувствовать свою власть, да, Хилья?