Тайная жена - Елена Арсеньева

Говорили, будто в башне нечто вроде кладовой, однако помещение было пусто, ни мешков, ни бочонков, ни ящиков, только две какие-то доски прислонены к стене. Посередине комнатки винтовая лестница. Да какая крутая! Марина едва переводила дух, когда наконец одолела ее и стала на площадке. Перед ней было окно, ведущее на галерею, забитое крест-накрест устрашающими ржавыми гвоздищами. В щель Марина разглядела нишу, где пряталась вчера, каменные плиты, где лежала Урсула…

Что-то там было не так. Мелькнула мысль, будто нет чего-то… чего-то важного! Но Марина тут же упустила мысль, потому что подумала: теперь понятно, почему, хоть и глухо, но можно было расслышать голос Гвен. В двери, выходящей на площадку, тоже видны щели. Странно, что узница не кричала, не звала на помощь: кто-нибудь из обитателей замка непременно услышал бы ее, помог. Или… или некому было помочь? Значит, получается не так, как сначала думала Марина, а наоборот: все в замке знали об узнице – все, от хозяина до последней горничной. И кричи она, не кричи, никто не пришел бы ей на помощь. Почему? Что толку голову ломать – не проще ли спросить у самой узницы?..

Марина припала к щелястой двери. Перед ней была комната – очень узкая, с низким потолком, напоминающая шкатулку, едва освещенная решетчатым окном в массивной стене. Это была темница, настоящая темница, но вот незадача: в ней не было узника.

Да, да! Комната оказалась пуста. Марина обшарила в ней каждый уголок (дверь легко открылась), и она смогла войти, надеясь отыскать хоть какое-то подтверждение вчерашним событиям. Мебели ни следа, нет даже жалкого топчана, на котором вчера, судя по жутким звукам, неизвестный мужчина зверски насиловал Гвендолин. Стоит под окном колченогий табурет, и Марина устало оперлась на него коленом, пытаясь поглядеть сквозь решетку.

Она увидела лес на горизонте, изгиб реки, очертания гор – наверное, где-то там и море. Она увидела вдали крыши деревенских домов, поляну вокруг замка, темно-зеленые лавровые кусты… и человека, который поспешно прошел между ними по узкой тропе.

Несмотря на расстояние, Марина узнала его сразу – не столько взором, сколько дрогнувшим сердцем. Это был Десмонд, мелькнул – и скрылся, будто очень спешил куда-то. Они не виделись дня три, Марина успела забыть, как он красив… красив и строен, какой у него властный, надменный вид. Если бы она задержалась в своих поисках на полчаса и сейчас только подходила к башне, они с Десмондом вполне могли бы встретиться вон за теми кустами. Он шел так быстро, что они, пожалуй, налетели бы друг на друга, и… Марина охнула, представив, как ударилась бы в твердую грудь Десмонда, а он, чтобы поддержать, схватил бы ее за руку или за талию. Схватил бы, прижал к себе, ощутив близко-близко бешеный стук сердца, уловив запах ее волос, ее кожи, увидев, как трепещет в глубоком вырезе грудь… Что, если та сила, которая несколько дней назад едва не бросила их в объятия друг друга, сейчас восторжествовала бы над ними?

Внезапно колченогий табурет, на который Марина в волнении слишком сильно оперлась, треснул и развалился, и она упала на колени, взвыв от боли.

Вскочила, смахнув злые слезы. Десмонда и след простыл. А Марина наконец вспомнила, зачем пришла сюда, в башню.

Хороша спасительница! Хороша исследовательница! Весна, вот в чем дело. Близка весна! Вот она и мечтает о мужчине, не зная даже и сама, о каком. Похоже, ей все едино: Десмонд ли, Хьюго… Нет, забудь, забудь о зове плоти, не то недолго и до беды! Марина несколько раз весьма чувствительно стукнула себя по лбу, и, вдруг, словно эти удары сбили некие путы, вспомнила, чего не обнаружила на галерее.

Разбитого фонаря там не было! Осколков стекла!

Но как же это могло статься? Марина вернулась на площадку, припала к щели.

Каменный пол совершенно чист, лишь кое-где валяются какие-то веточки, сухие прошлогодние листочки. Урсула убежала сама не своя, Марине тоже было не до сбора осколков. Что же получается? Урсула потом спохватилась и вернулась подобрать их? Или – Марина вздрогнула – вернулся кто-то другой? Тот, кто держал здесь Гвендолин и почуял чужой глаз?..

Ей сделалось жутко. В панике ринулась вниз по ступенькам, споткнулась, еле удержалась на ногах – да и замерла, пораженная внезапной догадкой. А что, если никто не возвращался убрать разбитый фонарь? Что, если и фонарь этот, и разговор узницы с Урсулою, и крики Гвендолин, и вообще все ночное приключение – не более чем кошмар, призрак… такой же несуществующий призрак, как леди Элинор, и старик на деревянной ноге, и прочие призраки Маккол-кастла?

В панике Марина сбежала вниз, толкнула уличную дверь. Та не поддалась: заело что-то, наверное. Толкнула еще раз, другой – и отошла, бессильно прислонилась к стене.

Все-таки ей судьба была найти в этой башне хоть одну запертую дверь. Ту самую, через которую она сюда вошла, а выйти – не может.

Конечно, дверь запер Десмонд. Нет, не нарочно. Хозяйский глазок, как говорится, смотрок! Заметил приотворенную дверь – да и закрыл покрепче. Небось еще и замок навесил!

Поднимать крик Марине не хотелось. До чего же глупо будет она выглядеть, когда ее выпустят! Представился холод в глазах Десмонда, его презрительно изогнутая бровь: «Вечно вас куда не надо заносит, не в баню, так в башню!» Ох, нет. Крик она оставит на потом, когда уж точно не останется иного способа выбраться отсюда, как звать на помощь.

Окно, ведущее на галерею и забитое крест-накрест, встало перед ее глазами. Если бы расшатать гвозди и вытащить хотя бы две доски, она смогла бы выбраться и вернуться в замок совершенно незаметно, той же лестницей, которой они с Урсулою бегали ночью… или во сне.

Она вернулась в окошку и принялась за дело. В ход пошла ножка сломанного табурета, потом вторая, третья, четвертая… Все они сломались одна за другой, но не то что вытащить – даже расшатать хотя бы одну доску Марине не удалось. Пожалуй, придется кричать…

Но что толку орать в небеса? Лучше вернуться к нижней двери: там, глядишь, хоть кто-то мимо пройдет. О господи, да ведь, кажется, уже темнеет! А тьма – прибежище призраков! Надо скорей звать на помощь!

Марина со всех ног понеслась вниз и уже открыла рот, готовясь закричать, но едва не рухнула без чувств от страха: тишину башни взрезал не ее перепуганный вопль, а хриплое:

– Мя-а-у!

У своих ног Марина увидела огромного бело-рыжего кота.

Макбет!

– Ты, дурак, чего орешь? – спросила сердито. – Напугал меня до полусмерти.

На круглой, сытой, усатой морде выразилось совершенно человеческое возмущение. Очевидно, он не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне. Марина, впрочем, уже устыдилась своей грубости и, решив исправить содеянное, потянулась его погладить. Да не тут-то было! Макбет оказался с характером. Отскочив, он повернулся к Марине спиной, брезгливо тряхнул сперва одной, потом другой задней лапкой, выражая свое глубочайшее презрение неприветливому человеческому существу, а потом скользнул в узкую щель между досками и стеной. Наверное, там был какой-нибудь кошачий лаз.