Тайная жена - Елена Арсеньева

«…Крэнстон. Она была в такой ярости, какую я никогда не предполагал увидеть на этом безмятежном, фарфоровом личике. Кто бы мог подумать, что хорошенькая куколка способна на такой пыл! Теперь я верю Джорджу, который говорил, что она истинная фурия в постели. Она едва не разорвала меня в клочки, хотя я всего лишь брат…»

Больше ничего не разобрать. Марина подняла другой листок. Бумага была совсем желтой, чернила выцвели – очевидно, эта запись была сделана раньше предыдущей.

«Как он мог! Как у него хватило злости! Да какова же беда молодому человеку пытаться жить своим умом?.. Ехать надо, я это чувствую теперь определенно. Уеду! Не то она… и не оглянется на убитого. Он никогда не любил меня так, как Джорджа, да и мне, положа руку на сердце, нужна от него не любовь, а лишь деньги. Видел ли кто-нибудь такие чувства меж сыном и отцом?! Я враз стыжусь себя – но и его презираю!»

Марина тихо ахнула. Теперь она поняла, что в руки ей попались не разрозненные записи, а дневник – исповедь жизни Джаспера Маккола, изорванная в клочья в приступе ярости или отчаяния.

Марина задумчиво оглянулась на больного. Ей было неловко читать это – все равно как подслушивать разговор, не предназначенный для чужих ушей. Но, читая записи Джаспера, она побольше узнает о своих новых родственниках, и это поможет ей держаться в общении с ними верного тона. Сейчас она живет как бы вслепую, блуждает с завязанными глазами в дремучем лесу тайн и секретов. А ведь общеизвестно, что, подслушивая да подглядывая, не только узнаешь немало интересного, но порою и жизненно важного. Несомненно: та же аксиома применима и к чтению чужих писем и дневников.

Отбросив сомнения, Марина поднесла к глазам новый исчерканный листок – и немедленно была вознаграждена за свою решимость, прочитав:

«Все-таки хоть у них были разные матери, они сыновья одного отца, а потому – два его живых повторения. Их основные черты: гордость, отвага странствующего рыцаря и безжалостное сердце. Что в Алистере, что в Десмонде уживаются две страсти: лошади и женщины. Они приручают первых и укрощают вторых с одинаковой легкостью…

…Алистер кажется истинно влюбленным, хотя я и наблюдаю за ним с недоверием. В нем есть нечто роковое, он фаталист. Я нахожу подобную обреченность в себе. И как мне жаль это милое, невинное, прелестное существо, которое всецело предалось ему! Их любовь напоминает мне цветок, который приглянулся садовнику для букета, и будет скоро сорван, а значит – увянет. Впрочем, поживем – увидим».

Джаспер пошевелился, но не проснулся, и Марина без зазрения совести схватила еще один листок:

«…Отец лелеял свою жестокость и со всем пылом подпирал ее самыми нелепыми доводами. Да Бог знает, что было бы с ним самим, когда б он хоть раз испытал то, что выпало мне на долю! Чтобы оценить опиум, надо изведать бездну страданий. Если верно мнение, что роль медицины состоит главным образом в облегчении страданий, то опиум – ее всемогущее орудие.

Англичанину не поверить в это! Англичане дадут несчастному скорее умереть в мучениях.

Но… даже Саймонс глядит на меня с унизительным, жалостливым отчуждением. Саймонс! Ну, он ведь праведник, а я… Но я хотя бы не убивал никого. Удивляюсь этой снисходительности властей к систематическим убийствам несчастных женщин, на которых возведена напраслина. Ведьмы! Экая чушь! Убийства, это просто убийства… Очевидно, правительство полагает, что народу необходимо каким-то образом выплескивать свое недовольство, пока это не приняло столь кошмарную форму, как во Франции. Революция – безумное воплощение безумных мечтаний! В Китае для успокоения людей и воплощения их грез существует опиум… из-за чего я и удостоен брезгливости всего своего семейства. Одна только Елена… Милейшее существо. С красотою в ней соединено умение поглядеть на мир глазами своего собеседника, даже как бы прожить в одну минуту всю его жизнь. Она простила Джорджу все его прегрешения. Не удивлюсь, если ей известно и про леди К., и про ребенка. Кстати… еще одно потрясение ожидало меня по приезде. Клер покончила с собой. Считается, что она утонула, когда лодка опрокинулась, однако я не сомневаюсь: это тщательно подготовленное самоубийство. Но дитя, несчастное дитя, еще один мой племянник или племянница… я этого не узнаю никогда!.. Похоже, это маленькое существо пополнит ряды тех детей, которые никогда не знали любви – а ведь их называют детьми любви. Леди К. – с нее сталось бы свершить самое страшное! Помню, как она клялась, что никогда, никогда Джордж не увидит их ребенка, кричала, какое счастье, что дитя ничуть не похоже на Макколов, что его невозможно будет узнать и никто никогда не заподозрит… Она намекала на какое-то врожденное уродство, но тут же прикусила язычок. Я уехал тогда, так и не узнав, какую судьбу выберет Клер для младенца, а вернувшись, услышал о ее давней гибели. Где-то растет подкидыш, даже не подозревая…»

Марина чуть не взвизгнула от злости, когда листок кончился. Схватила с полу целую кучку, принялась перебирать, надеясь найти продолжение, как вдруг… дверь начала отворяться.

Марине повезло, что она, читая, переходила по комнате от листка к листку и сейчас как раз оказалась у той самой щели меж двух гобеленов, через которую пробралась сюда. Бросилась туда, услышав, как в комнату кто-то вошел.

Макбет шмыгнул следом.

Развернувшись, приникла к щелочке. О, да это Саймонс!

Главный охотник на ведьм вошел с подносом, нагруженным яствами и бутылками. Огляделся – и вскричал:

– О нет!

Брякнув поднос на край стола, он подскочил к бессильно распростертому на диване Джасперу и вырвал из его приоткрытого рта чубук трубки:

– Нет, мистер Джаспер, нет! Вы же обещали!

Больной с трудом приоткрыл глаза, и Марина с трудом разобрала его булькающий, задыхающийся шепот:

– Ничего, Саймонс… ничего. Это была только одна затяжка… просто на память о прошлом!

Саймонс смахнул с резного столика причудливый кувшин, от которого тянулась трубка:

– О, будь я проклят, старый дурак! Я же поверил… поверил вам! Зачем, ну зачем я все оставил здесь?! Знал же, что вам не хватит выдержки, что вы не стерпите и снова вдохнете этой отравы! Но вы казались таким слабым, таким изможденным. Я подумал: у мистера Джаспера не хватит сил. Он не сможет дотянуться…

– Я и не смог… – слабым эхом отозвался Джаспер. – Но Господь послал ангела, и тот протянул мне руку помощи.

– Ангела?! – загремел Саймонс, воздевая длань к потолку. – Господь? Да это сатана послал своего подручного и вновь приохотил вас к проклятущей отраве!

– Может быть, – умирающим голосом хихикнул Джаспер. – Oчень может быть! Значит, это был дьяволенок, маленький лживый дьяволенок, который снует по дому туда-сюда, морочит всем голову, не подозревая, что я вижу его… ее насквозь!

– Я знаю, кто это был! – Лицо Саймонса побелело. – Дьяволенок? Нет! Ведьма – никак не назовешь ее иначе! И она где-то здесь, она не успела уйти далеко!