Солдат на войне. Фронтовые хроники обер-лейтенанта вермахта. 1939 – 1945 - Вильгельм Прюллер

Но несмотря на это: если завтра придет приказ наступать, мы выполним его с присущим нам энтузиазмом, демонстрируя традиционный боевой дух, обычную для нас храбрость. Вот в чем чудо немецкого солдата!

В 12.05 мы сначала вышли к мосту, о чем с гордостью доложили в полк. Чуть позже 60-я пехотная дивизия прошла через город (Днепропетровск) в четком строю, с песнями, как они это обычно делают. Город производит прекрасное впечатление: какая-то часть зданий новые и высотные – в основном это институты и школы; возможно, здесь ходят и трамваи.

Мы организуем полевой штаб в усадьбе у моста, но поскольку здесь мы постоянно находимся под огнем противника, то перемещаемся ближе к полковому полевому штабу на другом конце города.

Теперь мы подали им свою руку помощи и надеемся, что нам, наконец, предоставят давно заслуженный отдых. Но какое там! Нас не отводят: приказано выдвинуться и закрепиться на западном берегу Днепра.

Пришлось менять расположение несколько раз. Как только разместимся, сразу же нас преследует огонь вражеской артиллерии. Ночью прилетело большое число бомбардировщиков противника, которые начали свою работу над городом. Может быть, это англичане?[77]Это грязное сборище, которое теперь стало союзниками русским, несмотря на то что еще два месяца назад они в самых напыщенных выражениях открещивались от большевиков!

Погода чудесная. Можно сказать, даже жарко. Еда просто отличная. Каждый день свинина. Я ем за троих, а когда речь идет о мясе, то и за пятерых. И поскольку вчера я стал фельдфебелем, получив это звание задним числом с 1 августа, следующие несколько дней буду чувствовать себя абсолютно счастливым.

Несколько удивлен своим продвижением по службе, так как не прослужил даже трех положенных полных лет, в то время как другие получают это звание через пять и даже больше лет. Но главное состоит в том, что наш командир мной доволен. Лейтенант Цурн ничего не имеет против этого: он и сам хотел бы, чтобы я продлил время своего призыва на более долгий срок.[78]

Но я всегда успею сделать это, если война действительно затянется на более долгий срок. И наконец, ведь это ты получаешь мое жалованье, и теперь оно будет существенно больше, чем предыдущая сумма, поступавшая в наш семейный бюджет; и мы, разумеется, воспользуемся этим.

Сегодня, в первый день начавшегося третьего года войны, все надежды отправиться домой окончательно были похоронены. Как, впрочем, и надежды отправиться на отдых в Кривой Рог, куда мы даже успели заранее направить нашего квартирмейстера – с этим тоже кончено. Нам придется остаться на какое-то время и играть роль прикрытия на другой стороне Днепра. Думаю, что все, что может двигаться на колесах, уже наступает в сторону Кавказа.

Мы встречаем третий военный год в твердой вере и непоколебимой воле к победе. Давай надеяться, что эта победа станет последней в этой войне. Однако мы все же считаем, что она будет гораздо более значительной, чем две предыдущие и славные наши победы и прошлые успехи. Пусть Господь будет милостив ко мне и благословит меня в новом военном году. И тогда все закончится хорошо. Да свершится воля Божья! Вперед к новым подвигам! Да здравствует наш дорогой любимый фюрер!

Когда я осознал, что наша машина снова находится в Свиском, то с трудом мог поверить, что нам удалось пережить этот тяжелый день. За последние шесть дней нам несколько раз пришлось менять позиции из-за вражеского огня, но все равно сегодняшний день был худшим. Он начался фейерверком с самого утра. Я работал в машине, когда во дворе перед нашим зданием упали первые снаряды; некоторые прямо за машиной. В результате вражеского огня находившийся рядом маленький дом оказался объятым пламенем. Тогда я отогнал машину за дом. В самом здании, где прежде, должно быть, располагалась техническая школа или что-нибудь подобное, проживали команда водителей, несколько радиотехников и операторов телефонной связи, адъютант командира и подчиненные мне водители. Остальная часть штаба уже снялась и отправилась в село Сурское.

Артиллерийский огонь с каждой минутой становился все более плотным, грохот вокруг извещал о том, что снаряды рвутся рядом с нами. Окна вскоре были выбиты, хотя их и так оставалось не так уж много, – пыль и дым проникали во все щели. Вскоре в окна стало видно, что клубы от разрывов повсюду. Но мы не были особенно обеспокоены этим. На самом деле нас взбесило и вывело из себя то, что когда мы прибыли на место, то обнаружили лежавшего рядом с дверью русского артиллерийского наблюдателя-корректировщика.[79]Ему тоже досталось несколько осколков. Он был мертв.

В полдень установилась короткая пауза, но не успел я приготовиться и начать писать приказы о замене подразделений мотоциклистов батальона «Герман Геринг», как огонь возобновился. Он явно был нацелен на нас. Командир приказал всем нам спуститься в подвал. И там нам снова повезло: в нашем распоряжении было два подвала, и в один из них, именно тот, которым мы не воспользовались, угодили два снаряда, превратив помещение в груду развалин.

В это время случилось самое невероятное.

Некоторые из наших солдат, и среди них «неуязвимый» Пишек, стояли на лестнице в момент, когда на первом этаже в юго-восточной части здания разорвался снаряд, в помещении прямо рядом с лестницей. Несущие балки и черепица с крыши обрушились, похоронив Пепи (Пишека) под слоем мусора. Когда мы вытащили его, он был без сознания. Сердце и пульс были в порядке, но все равно я хотел лично отвезти его в наш главный перевязочный пункт. Я уже сидел за рулем, когда пришел старший фельдфебель и вызвал для него санитарную машину. Через час Пишек умер в пункте оказания первой помощи. Один из лучших, самых храбрых и умелых солдат больше не с нами. Я не могу в это поверить!

Русская артиллерия ненадолго прекратила стрелять. Мы все приготовились уходить; денщики командира и адъютанта укладывали вещи в машину, когда во дворе разорвался еще один снаряд. Единственным, кто в это время находился там, был наш переводчик, русский еврей, которого мы уже некоторое время возили с собой. С ним не случилось ничего.

Во второй половине дня один из снарядов разорвался над моей машиной. Сверху на автомобиль обрушились стены, и теперь он похож на пропущенный через мельницу хлам. Я надеюсь, что машину можно будет использовать дальше или, по крайней мере, ее можно отремонтировать.

Сегодня я разговаривал с командиром 6-й роты обер-лейтенантом Эйхертом. Мне приказано вернуться в свою старую роту, я там срочно нужен. Я отправлюсь туда с великим удовольствием. Командир хочет избавиться от меня, я и сам хотел бы уйти – словом, все будут довольны. Тебе не стоит беспокоиться, моя дорогая Хенни, в роте не может быть более опасно, чем здесь, где я теперь нахожусь, в штабе батальона. Напротив. В роте я буду на передовой только тогда, когда она идет в бой, а здесь я бываю в бою всегда, когда в бой идет какое-нибудь из подразделений батальона. Все мои старые друзья из роты, которые там еще остались, довольны моим возвращением.