Тито и товарищи - Йоже Пирьевец

В дополнение к операции «Марита» разработали операцию «Кара», которая началась на Вербной неделе по православному календарю, ранним утром 6 апреля 1941 г. Тот факт, что в 2:30 утра советское и югославское правительства подписали Договор о дружбе и ненападении в надежде, что этот демонстративный жест убедит немцев отказаться от их завоевательских планов на Балканах, не повлиял на развитие событий. Кардель вспоминает, что коммунисты запланировали провести в тот день в Белграде крупные демонстрации в поддержку подписания договора, но немцы их опередили[350]. На рассвете их самолеты вылетели с аэродромов в Болгарии, без объявления войны вторглись в воздушное пространство Югославии и бомбардировали ее столицу. Через несколько часов войска вермахта пересекли у Марибора австрийско-югославскую границу и двинулись в направлении Загреба. 8 апреля подразделения II германской армии уже были на улицах Белграда. В следующие дни в Югославию, почти не встретив сопротивления, вторглись также итальянские, а после окончательного поражения Югославии еще и венгерские и болгарские отряды – и разделили ее территорию согласно плану Гитлера. Королевская армия рассыпалась как карточный домик. 10 апреля провозгласили создание Независимого государства Хорватии (НГХ), которое под руководством усташского диктатора Анте Павелича распространило свою власть также на Боснию и Герцеговину и в то же время оставило итальянцам центральную Далмацию и Бока-Которску. Итальянцы получили еще и южную часть Дравской бановины с Любляной включительно, немцы удовольствовались Штирией и Верхней Крайной, а венгры – Прекмурьем. Итальянские войска также оккупировали Черногорию и большую часть Косова, присоединив его к Албании. Центральную Сербию заняли немцы и установили в ней протекторат под управлением местных квислингов. Воеводину отдали венграм, а Македонию – Болгарии. Югославская армия, считавшаяся чрезвычайно храброй и сильной, оказалась совершенно не подготовлена к нападению и практически не оказала сопротивления агрессорам. Уже 17 апреля 1941 г. генерал Данило Калафатович подписал безоговорочную капитуляцию вермахту. Тысячи югославских военнослужащих разбежались во все стороны в надежде, что избегнут интернирования и так или иначе вернутся домой. Немцы взяли 344 тыс. пленных, но около 300 тыс. человек смогли от них ускользнуть[351]. Король Петр II и большинство министров правительства Симича еще раньше, вслед за князем Павлом, бежали в Афины, где всё еще были дислоцированы британские военные подразделения. Оттуда они направились в Палестину и в конце концов обосновались в Лондоне. Как прокомментировал это Уинстон Черчилль, югославы «спасли душу и будущее своей страны, но спасать ее территорию было уже слишком поздно»[352]. Нападение стран Оси на Югославию стало классическим примером блицкрига, причем немцы были заинтересованы в контроле над путями транспортного сообщения с Болгарией, Грецией, а через Румынию – и с Россией. В Сербии и других регионах для них были важны прежде всего места добычи полезных ископаемых (хрома, боксита и меди)[353].

В этом вихре событий Тито постоянно поддерживал связь с Москвой. Одним из его крупнейших достижений в 1940 г. стало установление радиосвязи между Загребом и Коминтерном после того, как был уничтожен его центр в Брюсселе. Для этого Коминтерн в мае послал в Хорватию Йосипа Копинича – Вокшина, под псевдонимом Ваздух, и Стеллу Панайотис-Бамьядзидос, греческую телеграфистку. Они выдавали себя за мужа и жену и вскоре действительно ими стали. С помощью Влатко Велебита они нашли на окраине Загреба подходящий дом с садом и у леса – на случай, если понадобится быстро убежать. С этим центром, помимо КПЮ, были связаны еще семь коммунистических партий: итальянская, швейцарская, австрийская, венгерская, болгарская, греческая и словацкая[354]. Так начался интенсивный обмен информацией, который сперва – благодаря Ваздуху, затем – благодаря работе радистов в Верховном штабе Тито и Главном штабе Словении охватывал во время войны широчайшую территорию. Вероятно, Тито обменивался с Коминтерном и другими советскими службами в Москве сотнями депеш, о которых ничего не знали даже некоторые из его ближайших друзей. Он сам писал их и ревниво хранил в тайне[355]. «На заседаниях Политбюро, – впоследствии рассказывал Ранкович, – из депеш, которые Тито получал из Москвы и Коминтерна, он сообщал нам лишь то, что считал нужным.

Никто из нас никогда не видел ни одной депеши. Во время войны, на марше Тито перед тем, как лечь спать, засовывал депеши в сапог и снова надевал его. Так он подстраховывался, чтобы их никто у него не украл. Да и после войны он хранил все депеши из Москвы в стальных сейфах – в Белграде, на Бриони, в Сплите. Некоторые самые важные всегда держал при себе». Ранковича очень раздражало такое недоверие. «Кто я тут? Какова моя ответственность, если от меня скрывают депеши из Москвы?» – спросил он однажды. Тито резко ответил: «Я – генеральный секретарь партии. Я имею право решать, о чем должен оповещать тебя и всех вас»[356].

На следующий день после государственного переворота 27 марта Тито с помощью черногорских летчиков, сочувствовавших партии, вылетел из Загреба в Белград, чтобы на месте следить за развитием событий. Тогда у пассажирского самолета типа «Локхид» сломался мотор, и несчастья едва удалось избежать [357]. (Вероятно, из-за этого он впоследствии не любил летать на самолетах.) На встрече с белградскими товарищами он сказал, что пакт между Югославией и странами Оси разорван. «Война неизбежна, на страну нападут….»[358] Он послал в Москву телеграмму, написанную в том же ключе, в которой предложил, чтобы коммунисты организовали всеобщее сопротивление вероятной итальянско-германской агрессии и попыткам британцев вовлечь Югославию в войну на своей стороне. Следует оказать «всенародный нажим на новое правительство, требуя расторжения пакта с тройственным союзом и заключения пакта о взаимопомощи с СССР»[359]. Этот боевой настрой очень обеспокоил Москву, опасавшуюся каким-либо образом бросить вызов Гитлеру. Руководство КПЮ 31 марта 1941 г. получило переданное через Копинича указание Коминтерна отказаться от организации массовых уличных демонстраций и вооруженных столкновений с властями. «Не забегайте вперед. Не поддавайтесь на провокацию врага. Не ставьте под удар и не бросайте преждевременно в огонь авангард народа. Момент для решительных схваток с классовым врагом еще не наступил»[360].