Шоковая терапия - Ирина Градова

– Футболист, что ли? – заинтересованно переспросил Павел.

– Ага. Я поговорил с одной девчушкой из пресс-службы…

– Ну почему он всегда говорит с девушками, а я?..

Павел не закончил фразу и махнул рукой. Мы засмеялись – все, кроме Лицкявичуса и Леонида.

– Так вот, – снова заговорил Никита, – Галя сказала, что у Аникеева в данный момент проблемы с законом из-за того, что он избил какого-то мужика – здорово избил, судя по всему, потому что того доставили в «Полено».

– Это все? – вопросительно поднял брови Лицкявичус.

– Нет. За ужином я еще Галю попытал…

– А, так вы и на ужин сходили! – усмехнулся Павел. – Так, глядишь, и до загса недалеко!

– Брось, Паш – ты что, хочешь, чтобы он так рано себе жизнь испортил? – возразил Лицкявичус.

Я посмотрела на бывшего босса. Значит, его отрицательное отношение к браку не изменилось, и даже Никите он не желает подобной участи – участи женатого человека!

– Что дальше-то, Никита?

– Галя сказала, что уголовное дело на Аникеева уже заведено, хотя руководство «Зенита» и просило не торопиться. Они своих попыток не оставят. Аникеев – «звезда», и он нужен команде – особенно накануне Кубка мира. Следователь дал понять, что «при определенных обстоятельствах» делу можно дать обратный ход.

– Интересно, во сколько он оценивает эти «обстоятельства»? – хмыкнул Леонид.

– Думаю, Аникеев заплатит. Или, может, даже клуб.

– В любом случае это лучше, чем тюрьма! – согласился Павел.

– Еще одна вспышка немотивированного насилия? – задумчиво пробормотал Лицкявичус. – Я прихожу к выводу, что неизвестный информатор Леонида знал, что делает, подсовывая ему этот список…

– А как насчет остальных? – задал вопрос Кобзев.

– Я успел поговорить еще с соседкой Алены Руцкой. Не самый лучший вариант, конечно, но она же у нас знаменитость, и до нее не так-то легко добраться!

– И что соседка? – спросила я.

– К счастью, дама разговорчивой оказалась. Живет одна с тремя пуделями и двумя болонками, часами сидит у окна и все обо всех знает. Она рассказала, что Алена – беспокойная соседка, к ней постоянно ходят толпы народу, как поклонники, так и коллеги с телеканала. Ночью, говорит, спать невозможно, потому что у нее музыка гремит. Она даже пару раз милицию вызывала, но там уже знают, кто в квартире проживает, поэтому никак не реагируют – никто не хочет с телевизионщиками связываться.

– Что-то пока непонятно, какое отношение Руцкая имеет к нашей проблеме, – проговорил Леонид недовольным голосом.

– А я еще не закончил! – ответил Никита. – Две недели тому назад Алену увезли в психиатрическую клинику.

– Да ты что?! – пискнула Вика. – С чего вдруг?

– Соседка точно не знает, но поговаривают, что она пыталась покончить с собой.

– Она еще в клинике? – спросил Лицкявичус.

– Домой, во всяком случае, не возвращалась, – пожал плечами Никита.

– А в какую именно лечебницу она попала?

– Понятия не имею.

– Вика, – сказал Лицкявичус, – обзвони все больницы этого профиля. Начни с Кащенко и Скворцова-Степанова, разумеется, и дальше по списку. Вполне вероятно, что информацию попытаются скрыть, ведь Руцкая – тоже в своем роде «звезда» и наверняка не захочет, чтобы ее имя всплыло в связи с попыткой самоубийства. Может, придется и поехать туда, если по телефону они разговаривать откажутся. У Вики времени, скорее всего, не будет…

– Я могу! – подняла я руку, как в школе. До сих пор помню, что обожала отвечать по истории и по химии и всегда тянула руку вверх, надеясь, что учительница заметит меня и спросит. Вот и сейчас, под задумчивым взглядом бывшего начальника, я почувствовала себя так же, как тогда, в детстве: на его лице читалось явное нежелание задействовать меня, и я не могла понять причин такого отношения, ведь Лицкявичус сам просил меня съездить в Москву и выяснить все об Ольге Малининой!

– Думаю, психушками… психиатрическими лечебницами, то бишь, – заметив гримасу Кобзева, поправился Лицкяивчус, – лучше заняться Паше. В конце концов, это его профиль. Я возьму на себя Евгения Смолкина – у меня есть пара знакомых в БДТ… Остаются Олеся Олымская, «звездный» стилист, бард Алла Данько, модельер Борис Ключин и Шамиль Усманов, режиссер «мыльных опер». Полагаю, разумно было бы распределить этих ребят между всеми вами.

– Погодите! – сказала я. – Понятно, что Артур Степанов, Петр Аникеев и наша покойница, Татьяна Донская, связаны общими симптомами – вспышками беспричинной агрессии и насилия. В свою очередь, Донская и Руцкая пытались покончить с собой.

– Первая – весьма успешно, – цинично заметил Кадреску.

– Да, – согласилась я. – Но остается вопрос: почему записку подкинули именно Леониду и почему именно в «Сосновом раю»?

– Что вы имеете в виду? – заинтересованно спросил Лицкявичус.

– Не попытаться ли выяснить, как связаны все эти знаменитости с нашей клиникой?

– В этом, несомненно, есть смысл, – ответил он. – Тем не менее вряд ли они сами или их окружение согласятся предоставить нам такую информацию… Леонид?

– Я могу попробовать поковыряться в их базе данных, – пробормотал патологоанатом. – Должны же в «Сосновом раю» вести какой-то учет пациентов?

– Вы все-таки продолжаете думать, что в самой клинике что-то не так? – спросил Павел, привычным движением поправляя съехавшие на кончик носа очки с толстыми стеклами.

– Один человек – это случайность. Два человека, вместе с Артуром Степановым, – это уже наводящая на определенные мысли последовательность. Если нам удастся доказать, что и все остальные люди подпадают под некую закономерность…

– И что тогда? – задал резонный вопрос Никита. – Что мы можем, не имея поддержки ОМР и возможности использовать Артема Ивановича?

– Э, почему это не имеете возможности? – возмутился молчавший до сих пор майор. – Там видно будет! Вы мне инфу предоставьте, зацепки какие-нибудь, а потом уж я и подумаю, что со всем этим делать.

* * *

Несмотря на то, что сведений от Кадреску насчет списка пока не поступало, я решила проявить инициативу и, хоть никто мне специально и не поручал заниматься Аллой Данько, навела справки. Дело в том, что я лично знала одного человека, который занимался тем же ремеслом, что и она. Так вот, этот человек, дядя моей подруги Риты, строил дома, причем довольно успешно. Работал главным инженером в конструкторском бюро известной фирмы в течение бог знает какого количества лет, и вдруг ни с того ни с сего решил, что жизнь прожита зря. В сорок восемь дядя Женя круто изменил свою судьбу и подался в авторы-исполнители. Никто в его затею не верил: да, он постоянно бренчал на гитаре, сочинял – так, по мелочи, пользовался большим успехом на свадьбах и днях рождения друзей и родственников. Однако одно дело покорять знакомый контингент, и совсем другое – собирать полные залы людей, которые не просто захотят тебя послушать, но и заплатят за это, возможно, весьма сомнительное удовольствие, деньги! Тем не менее дядя Женя никого не слушал. Нет смысла описывать его мытарства в течение многих лет, когда у него ничего не получалось. Жена, плюнув на все, ушла от него, поняв, что отговорить мужа от этой гибельной затеи все равно не сумеет. Для заработка на пропитание ему приходилось разгружать вагоны или работать сторожем при складах. Теперь все изменилось. Конечно, слава Розенбаума дяде Жене пока не грозила, но он приобрел довольно широкую известность в узких кругах любителей авторской песни. Сама я не имела счастья его слышать, но от подруги, до сих пор удивлявшейся неожиданной удаче своего дяди, знала, что его частенько крутят по радио. Набирая его номер, я побаивалась, что известность и соответствующее окружение сделали свое дело, и дядя Женя не захочет встречаться с подругой племянницы, которую он и видел-то от силы пару раз. Однако я приятно удивилась, узнав, что Евгений Лужин прекрасно меня помнит и с удовольствием встретится со мной в перерыве между репетициями в кафе напротив Дома кино.