Портрет Лукреции - Мэгги О'Фаррелл

class="p1">Экипаж катит по опустевшей Флоренции. Лукреция прижимается к щели в дверце и глядит, как в тусклом свете мелькают дома, окна, ставни, маленькие площади, поилки, мосты, деревянные ворота церкви, спящий на крыльце пес, слабо горящий фонарь на чьем-то балконе… Папин город во власти сна.

Стены отбрасывают на улицы черные тени, лошади скользят под низкими проходами, и только по секундной темноте можно понять, что экипаж под аркой, и тотчас опять становится светло; Лукреция переплетает пальцы — свадебные кольца давят на них непривычным грузом.

Она думает о мужчине, что сидит рядом, откинувшись на подушки, а еще об узелке с едой, который он ей принес, а еще о картине с куницей, вчерашних танцах и музыке. Мысли путаются, в голове мелькают образы: сначала синий шелк, потом перевязанные лентой лилии, следом — горстка острых шпилек, движения кисти по бумаге, фонарь на балконе, тихая река посреди плодородной зеленой равнины…

Просыпается Лукреция многим позже, уже одна; пуговицы на подушке больно впиваются ей в шею. Яркий луч солнца проникает в экипаж через открытую дверцу. На улице кто-то тихо переговаривается, поют птицы, лошади щиплют траву.

— Альфонсо? — робко зовет Лукреция. Можно ли так запросто к нему обращаться? — Ваше высочество? — пробует она чуть громче.

Удивленное восклицание, стук шагов по камням — и перед ней появляется стражник, одетый не в красную ливрею отцовских солдат, а в серебристо-зеленый камзол. Стражник кланяется, что-то объясняя на незнакомом языке, и протягивает Лукреции руку. Судя по всему, ей нужно выйти из экипажа.

Она берет руку стражника, пока тот бойко лопочет на феррарском диалекте — а на каком еще? — и спускается.

Дорога здесь размыта прозрачным ручьем, лошади жадно пьют из него, позвякивая сбруей. Впереди раскинулись горы, череда вершин и склонов холодно лиловеет на фоне зимнего неба. Воздух постепенно наполняется дневным теплом. Фигура Лукреции отбрасывает на землю короткую тень — маленькую версию ее самой. От влажных камней у берега поднимается пар; птица с синей полоской на крыле выписывает узкие круги над водной гладью.

У экипажа стоят стражники и слуги, все до одного в серебристом и зеленом. Они оживленно переговариваются, кланяются перед Лукрецией и поглядывают на нее с любопытством, даже с радостью. Некоторые держат сундуки и сумки — похоже, с ее вещами. Она улыбается слугам и стражникам, приветливо склонив голову, и те жестом подзывают ее.

— Альфонсо? — На всякий случай она держит руку на дверце папиной кареты. — Герцог?

Слуги довольно кивают и знаками просят подойти.

— Его Высочество? Феррара?

«Да-да, — говорят их жесты. — Феррара, точно. Идите за нами, сюда!»

Альфонсо куда-то пропал. Лукреция оглядывается, поворачивается кругом. Навстречу ей идет стражник, ведет в поводьях лошадь цвета свежих сливок. С ее боков свисают две седельные сумки. Наверное, феррарский двор послал ей послушную кобылку в дорогу, потому что отцовских солдат нигде не видно, а его экипаж разворачивается обратно во Флоренцию без Лукреции.

Она переминается с ноги на ногу. Непонятно, как себя вести. Ни мамины советы, ни уроки Софии, ни школа не готовили ее к такому повороту событий. Ее бросили на дороге с людьми, которые говорят на чужом языке! Где Альфонсо? Как он мог взять и уехать один?

Светлая лошадка высокая, не так-то просто будет на нее забраться.

Сесть бы обратно в карету да вернуться домой!.. Конечно, ничего не выйдет. Лукреция окидывает взглядом знакомые сумки на земле, извилистый ручеек, оживленные лица слуг, их зеленую форму, уздечку лошади, расписанную грифонами и орлами.

— Феррара? — повторяет Лукреция волшебное слово, которое понимают все.

— Феррара! — кричат в ответ. — Феррара! — И снова яростно кивают, подзывают Лукрецию.

Один слуга выскакивает ей навстречу и куда-то ведет. Хлопнув в ладони, он повторяет какое-то слово, и тогда из-за угла экипажа выходит девушка. Поначалу Лукреция ее не узнает: кто это, родственница Альфонсо? Наверное, сестра? Решила составить ей компанию в поездке? Ее походка, коричневое платье и фартук чем-то неуловимо знакомы. Боже, так это ведь служанка из палаццо! Та, со шрамом!

— Ты, — выдавливает Лукреция. Как странно видеть ее здесь, в заброшенном уголке у Апеннинских гор.

— Ваша светлость, — приветствует девушка, отвесив поклон.

— Что ты тут делаешь?

— Я отправляюсь в Феррару, госпожа.

— Правда?

— Да, с вами, — почтительно добавляет служанка, потупив глаза.

— Кто тебе велел?

— Ваш папенька, госпожа.

Лукреция оглядывается. И слуги, и лошадь не отрываясь смотрят на нее, и она отворачивается.

— Как тебя зовут?

— Мать окрестила меня Эмилией, госпожа.

— Эмилия, — повторяет Лукреция. Приятно говорить на тосканском диалекте, родные слова так и льются. — Ты знаешь, где герцог?

Эмилия переминается с ноги на ногу и показывает в сторону гор.

— Он… — Лукреция умолкает. Почему Альфонсо бросил ее одну? — …поехал дальше?

— Да, госпожа. Очень торопился. Думаю, ко двору.

— А почему, не знаешь?

Замешкавшись, служанка отвечает:

— Ему передали письмо… — шепчет она, и Лукреция невольно пододвигается ближе, хотя их явно никто не понимает. — С холмов примчался гонец, очень беспокойный. Герцог прочел письмо и…

— И?..

— Не хочу показаться грубой, мадам, но он… — Эмилия подбирает нужные слова: — Рассердился.

— Из-за письма?

— Да. Он швырнул перчатки на землю, а потом… — Служанка снова умолкает. — Может, мне послышалось, но он обругал…

— Кого?

— Свою мать, госпожа, — потупившись, договаривает Эмилия.

Лукреция молча смотрит на служанку и кивает. Надо подумать, надо разобраться и ничем не выдать своих мыслей слугам, ибо они всегда сплетничают между собой. Несмотря на усталость, ей ясно, что своим поступком муж выказал ей неуважение, и множество глаз сейчас за ней следят; все гадают, как она себя поведет. Лукреция прячет взгляд, рассматривает дорожное платье, ноги в тонких кожаных туфельках на каменистой дороге, крепко сжатые ладони. «Его мать, мои ноги, гонец, ругательство… — мелькает у нее в голове. — Послушная кобылка, перчатки на земле, я совсем вымоталась, его мать…» Она встряхивает головой, прижимает пальцы к вискам. Думай, думай… Мать Альфонсо наделала феррарскому двору много бед, потому что… Что там рассказывал отец?..

…Она родилась во Франции, исповедовала протестантизм, но ради герцога отреклась от веры. Да, точно! А потом? На этом история не заканчивалась. Отец объяснял, а Лукреция слушала вполуха, разглядывала тайком диковинки и сокровища на полках: нечасто можно было попасть в святая святых — отцовский кабинет. Ах да! Несколько лет назад выяснилось, что мать Альфонсо посещала протестантскую мессу, водилась со сторонниками протестантизма.

— И в наказание, — добавил отец, к изумлению Лукреции, — герцог отнял у жены детей и заключил ее в темницу где-то в castello. — Отец пригрозил Лукреции пальцем и в шутку предупредил: — Так что смотри в оба, Лукре!

Они посмеялись вместе, а свита их