Я умер вчера - Александра Маринина

Настя подняла глаза и узнала Галочку, делопроизводителя излаборатории, которой заведовал Чистяков.

– Здравствуйте, Галя.

– Вы Алексея Михайловича ждете?

– Да. Он здесь?

– Я сейчас ему скажу. Он в холле с профессором Звекичем.Сейчас! Я мигом…

Галочка умчалась обратно в здание, легко и быстро перебираястройными ножками в туфлях на высоком толстом каблуке. На какое-то мгновениеНастя даже позавидовала ей. Сама она так легко не смогла бы бежать даже вудобных кроссовках, а уж на каблуках такой высоты ходила только в случаяхострой необходимости и очень медленно.

На крыльце показался Чистяков, следом за которым вышлипредставительный седой мужчина и элегантная дама в очках. Настя отчего-тоиспугалась. Вот дура, зачем она притащилась сюда? Что она может сказать Леше?Что виновата, что любит его, что все его подозрения лишены каких бы то ни былооснований? Такие разговоры хороши для дома, а не для официального места, гдевсе страшно заняты и делают дело, а не сопли распускают. Да и вид у нее… Лешкав дорогом костюме, серьезный, солидный, как-никак академик, автор десятковнаучных трудов, председатель оргкомитета конференции, а она – в джинсах, вдешевой куртке, в кроссовках, даже глаза не накрашены. Профессорская жена.

Алексей что-то сказал своим спутникам, те закивали изаулыбались. Он не спеша сошел с высокого крыльца и направился к Насте.

– Что случилось? – спросил он, подойдя к ней.

– Я…

Она вдруг смешалась, испытывая неловкость и ругая себя. Нучто, что она ему скажет? Тоже мне, нашла время отношения выяснять. Примчаласьна другой конец света признаваться собственному мужу в любви. Мелодрама, да итолько.

– Я приехала по своим делам, оказалась здесь рядом, вот изаглянула. Извини, я не хотела тебя отрывать от гостей, я просто сидела наскамейке и отдыхала, и если бы твоя Галочка меня не увидела, я бы черезнесколько минут ушла.

– Я спрашиваю: что случилось? – уже жестко повторилЧистяков.

Настя посмотрела ему в глаза и не увидела в них тоголаскового тепла и мягкой насмешки, которые видела двадцать лет. Это был не тотдомашний рассеянный Лешка, заботливый, внимательный, все понимающий и все ейпрощающий, готовящий для нее еду и стирающий сам себе рубашки. Перед ней стоялпосторонний мужчина, чьи рыжие волосы стали уже наполовину седыми, рослый,статный, в строгом темно-сером костюме из дорогого английского магазина, счужим лицом и холодными глазами. Нет, ни за что она не скажет ему то, чтособиралась. Ему сейчас не до этого. Он занят, а она лезет к нему с глупостями.Ведь еще вчера, когда она пыталась как-то снять возникшее между ниминапряжение, он сказал: «Поговорим через неделю».

– Честное слово, ничего не случилось. Я действительноприехала сюда по делу, опрашивала свидетеля. До следующей электрички почтиполтора часа, и я просто решила убить время, прогулявшись до пансионата ипосмотрев, где вы заседаете. Извини, солнышко, я правда не хотела тебябеспокоить. Я уже ухожу.

Она поднялась, но Алексей сильными пальцами ухватил ее запредплечье.

– Галочка во всеуслышанье заявила, что приехала моя жена.Теперь мне придется тебя представить гостям.

– Леш, не надо…

– Так требует этикет. Пойдем.

– Лешенька, но я в таким виде… Мне неудобно.

– Потерпишь. Ты должна была подумать об этом, когда шласюда. А теперь отступать некуда. Они смотрят на нас и ждут, когда я познакомлюих со своей женой. Я не имею права быть невежливым и нарушать приличия. Идем. Иубери, пожалуйста, с лица виноватое выражение, гостям совершенно необязательнознать, что у нас с тобой не все в порядке.

– Но у нас действительно не все в порядке, – быстроответила Настя. – Я потому и приехала. Я…

– У тебя будет возможность обсудить это, когда я вернусьдомой. Сейчас мы ничего выяснять не будем.

Он взял ее за руку и быстро повел к крыльцу.

– Позвольте представить вам мою жену, – заговорил онпо-английски, когда подвел Настю к седому мужчине и даме в очках. – Еезовут Анастасия, она офицер полиции, детектив. Анастасия, знакомься, этопрофессор Розанна Патриньяни и профессор Милан Звекич.

Профессора приветливо заулыбались и пожали Насте руку. Онаеле-еле выдержала, пока не истекут протокольные пять минут светской беседы, ивежливо попрощалась, сославшись на необходимость успеть на электричку.

– Разве вы не ездите на машине? – удивилась Розанна.

– Я не умею, – соврала Настя. – У меня нет прав.

Не объяснять же ей, что иметь машину по карману далеко некаждому работнику милиции. В их семье есть машина, но она Лешкина, и он сам наней ездит, а Настя терпеть не может вождение и садится за руль только в самыхкрайних случаях, когда никакого другого выхода нет.

– На Западе все офицеры полиции ездят на машине. Человек неможет работать в полиции, если не умеет водить машину. А что, в России неттакого правила?

– Нет.

– Это странно, – недоуменно протянула Розанна. – Свашими расстояниями… Это более чем странно. Теперь я понимаю, почему нашапресса пишет о том, что русская полиция не справляется с преступностью. Чемуудивляться, если у вас такие низкие требования к полицейским.

Настя еще раз мило улыбнулась и быстро пошла к воротам,стараясь подавить кипящее в душе раздражение. Эта холеная профессорша избогатой благополучной страны – что она может знать о русской полиции? Что онавообще понимает в нашей жизни?

Говорят, у всех болезней бывает кризис, после которого человекили идет на поправку, или движется в прямо противоположном направлении. Похоже,со мной случилось именно это.

Сегодня я увидел его совсем близко. Так близко, чточувствовал его дыхание на своей щеке. Кого – его? Да наемника этого, кого жееще! Киллера, которого наняла моя благоверная. Кажется, ей надоело ждать, покапредставится удобный случай меня прикончить, и она решила поспособствоватьразвитию событий. Сегодня суббота, и с самого утра она завелась насчет юбилеяЛюбарских.

– Я надеюсь, ты все-таки передумал и пойдешь к ним, –заявила Вика за завтраком.

– Ни в одном глазу, – весело сообщил я. – Идиодна, если хочешь.

– Саша, возьми себя в руки. Шутки шутками, но ты ведешь себяпросто неприлично. Любарские наши друзья, и мы сегодня к пяти часам пойдем кним.

– Ты пойдешь. А я останусь дома. Все, Вика, хватит этообсуждать. Ты разговариваешь со мной, как с неразумным ребенком. Если в тебетак силен материнский инстинкт, возьми младенца из детского дома и воспитывай,а меня оставь в покое.

Это было жестоко с моей стороны. Вика не виновата, что у насдо сих пор не было детей, это же я всегда говорил, что нужно подождать, что унас нет условий. Условий действительно не было, жить с малышом рядом ссумасшедшей матерью небезопасно. Потом, когда мы переехали, нам казалось, чтоеще год-два можно передохнуть от постоянной гонки за заработками и вечногобезденежья. Пожить для себя. И первую скрипку в этих разговорах играл, конечно,я. Вот и доигрался. С другой стороны, если бы Вика забеременела, об аборте речьне шла бы. Но мы всегда так тщательно предохранялись… Что ж, зато сейчас онасвободна и бездетна и может со всем пылом предаваться любви со своимпровинциальным Ромео, не заботясь о том, что дома ребенок один или его нужнозабирать из детского садика. Так что все к лучшему.