Всё сложно - Юлия Резник

— Если бы у нас тогда ничего не было, до знакомства с Котькой дело бы даже не дошло! Ты что, не понимаешь? Ты до сих пор нихрена не понимаешь, правда, Саша?

Как я ни брыкаюсь, его пальцы достигают кружевной кромки трусиков и проникают под неё. Остатки кислорода вскипают в лёгких, с губ срывается хрип.

— Мам, я пойду Дину провожу! — доносится из-за двери. Олег пугливо шарахается в сторону, предоставляя мне шанс убраться. И, наконец, это всё прекратить.

«Если бы у нас тогда ничего не было, до знакомства с Котькой дело бы не дошло! Ты что, не понимаешь?» — стучит в ушах бесконечным, сводящим с ума репитом.

Что он хотел этим сказать? Неужто подтверждаются мои догадки? Выходит, он искал встречи с моей дочерью специально? Какой кошмар… Зачем ему это было нужно? К чему он стремился? Отомстить мне за то, что я не ответила ему взаимностью? За-чем, мать его так, зачем?

— Я ненадолго. Может, кофе где-нибудь выпьем, и — по домам. Олег, не хочешь с нами?

— Нет. Я поработаю.

Меня с собой не зовут. Жаль, я бы согласилась. Сбежать отсюда… Интересно, я теперь хоть когда-нибудь смогу без страха оставаться с зятем наедине? Или это счастливое время в прошлом?

— До свидания, тёть Саш.

— Пока, Дина.

Вымученно улыбаюсь и прячусь за дверью кухни. Конечно, никто из них и не подумал убрать. Я сгребаю грязные тарелки со стола, убираю в холодильник остатки еды.

— Я тогда на тебе помешался, — раздаётся за спиной тихий голос Олега.

— Мне всё равно.

— А мне — нет. Хочу, чтобы ты знала. Я до того на тебе помешался, что одно время даже за тобой сталкерил. Почему ты не захотела дать мне шанс, Саша?

— Потому, что между нами мог быть только секс. И ничего больше. Я старше и…

— Дерьмо это всё! Нелепые отмазки.

— То, что было — было ошибкой.

— Говори за себя. А я с ума по тебе сходил. И с Катей познакомился от отчаяния, думая, что, может, твоя дочь на тебя хоть чуть-чуть похожа.

— Я не желаю это слышать. Дай пройти!

— Я познакомился с ней, потому что не мог получить тебя. Она же — ты наполовину.

— Ты спятил. Да-да, окончательно спятил.

Шагаю к выходу, который загораживает Олег, а он и не думает пропускать меня дальше. Я в сторону — в сторону он. Как в детском саду, ей-богу. За исключением, может, того, что темы у нас на повестке совсем не детские.

— Я ведь поначалу даже разочаровался. Да-да, разочаровался, когда познакомился с ней поближе. Что она настолько другая, во всём. И только потом, спустя время, понял, какое же она сокровище. Я только благодаря ей от тебя излечился.

Его мысли хаотичны. Слова противоречат друг другу. Я ничего, ничего не понимаю! Мне приходится переспрашивать:

— Значит, ты всё-таки её полюбил?

— Да… Да, наверное. Она хорошая. Весёлая. Талантливая… Она любит меня.

— Тогда как ты можешь? Как можешь предлагать мне то, что предлагаешь? — я хватаюсь за голову и с остервенением тру лицо.

— Это не так страшно, как тебе кажется. Я понимаю, что просто не справляюсь больше. Моим эмоциям нужен выход. Мне нужен секс. Я хочу… забыться, — речь Олега выходит нечёткой из-за того, что его порядком колотит.

— Это невозможное предательство, как ты можешь не понимать настолько простых вещей?

— Предательство — это отрицание норм и ценностей, принятых в обществе. Мы не посягаем ни на какие нормы. Не идём против клятв, которые я Кате дал. Я останусь с ней. И в горе, и в болезни, и как угодно. Ты же никогда не станешь на меня претендовать, правда? Ты — мать. И действуешь из лучших побуждений, в интересах дочери. А вот другая вряд ли будет обращать внимание на такие мелочи. Для любой другой женщины я стану желанной добычей, а Катя — соперницей.

Да он же просто меня шантажирует! Мелко, недостойно шантажирует. Намекая, что ему не составит труда найти своё на стороне. И пугая исходящими оттуда рисками для моей дочки.

— А держать в узде свои желания ты не можешь? — губы сами собой складываются в презрительную ухмылку.

— Нет… Больше нет. Два года мог, а теперь у меня крыша едет. Может, она умирает, но я-то живой! Я-то живой, мать его… Я не умер! И мои желания не умерли, хотя я, может, и рад был.

Не могу… Лучше бы ему заткнуться! Подлетаю к нему, хватаю за грудки и, брызжа слюной, шепчу:

— Она не умрёт! Понял? Не смей даже просто произносить это вслух. В моём доме… не смей.

— Не буду. Ты права. Конечно, не буду, — он прячет лицо в местечке у основания шеи. Ведёт открытым ртом по плечу, оставляя на коже влажные следы, которые холодят потоки кондиционированного воздуха. Меня бросает то в жар, то в холод. Из крайности в крайность. От желания как следует его взгреть, до… уступки, от которой мне тошно. А он снова меня хватает. Лапает. Мнёт. Трясущимися от желания руками.

— Мне кажется, я от одного этого сейчас кончу. Сашка…

Внутри все дрожит. Глотку душат рыдания. Ненавижу его! Ненавижу. Что за жизнь? За что мне это всё? Почему я? К горлу подкатывает ком. Его пальцы вновь проникают под трусики, ведут совсем по-хозяйски по бороздке между ягодиц. Ниже… А вторая рука мнёт грудь, натирая чувствительную вершинку тканью, которая сейчас ощущается наждаком. У меня сдают нервы, рвутся к чертям, высекая слёзы из глаз. Я со всхлипом отскакиваю в сторону.

— Д-даже д-думать об эт-том забудь!

Бегу прочь, прячусь за дверями кабинета, впервые в жизни запершись на замок. Чувствую себя грязной, как использованный презерватив. Хочется вымыться с мылом, но я не уверена, что это хорошая идея. Я вообще не знаю, смогу ли, заходя в ванную, не вспоминать о том, что там происходило. И в кухню, и везде, по всему дому, в котором мне, кажется, не осталось места.

Входная дверь хлопает, сообщая о том, что Котька вернулась. На неё я, кстати, тоже зла. Да, понятно, у неё бывают плохие моменты. Она, чёрт его дери, больна! Но… когда болезнь отступает, она занимается всем, чем угодно, но не своим мужем. Неужели эта дурында не понимает, что так нельзя? Неужели не может найти способ дать ему желаемое? Не верю! Неужели ей самой, в конце концов, не хочется? Не знаю!

Иду в кухню, наливаю себе коньяка и возвращаюсь в спальню. Без допинга я просто этого не вывезу. Медленно цежу. Коньяк оседает в желудке приятным тёплым комом. Но за всё хорошее, как известно, приходится расплачиваться. Я расплачиваюсь головной болью. Пока Котька с Олегом спят, я наспех собираюсь и уезжаю в офис. Я ведь так и не добралась до своих проектов. Работа здорово отвлекает.

Ближе к обеду Победный телеграфирует, что отвез Мира к бабушке.

Пальцы застывают на фотографии, присвоенной его контакту. В голове проносится мысль… А что, если всё-таки с ним сойтись? Разве это не выход? Вряд ли Олег посмеет лезть к несвободной женщине. И предлагать всю ту пошлость, что он осмелился мне предложить.