Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года - Андрей Орлов

«Да, наступило время, что не поймешь, где свои, где чужие. Разберись теперь, кому можно доверять, а от кого надо бежать, как черт от ладана», — с горечью думал Вахромцев.

Он понимал: любая утечка информации о том, что в недрах администрации стали орудовать фашисты, чревата серьезными последствиями. С одной стороны, попади эти сведения в прессу, журналисты тут же раздуют такой скандал, что Вахромцева, конечно, но головке не погладят. С другой стороны, у этого Рыбина, вполне очевидно, есть покровители, если не сказать сообщники, на Старой площади, которые наверняка имеют свой интерес к афере с липовыми документами. И надо полагать, руки у них длинные. Настолько длинные, что вполне смогут дотянуться до какого-то там начальника отдела Министерства безопасности. Да и Баранников, скорее всего, не захочет связываться с ними. Ведь в любой момент его самого могут упрекнуть в том, что он посмел вторгнуться в святая святых «демократической власти». А от этого всего лишь шаг до обвинения в возрождении «чудовищной машины тотальной слежки». Именно такой ярлык за последние годы успели навесить на органы безопасности.

Впрочем, у Вахромцева особого выхода не было — либо немедленно докладывать о факте изготовления фиктивных удостоверений и спецталонов по команде, а это почти наверняка означало бы просто похоронить дело, либо действовать на свой страх и риск, продолжая раскручивать дело через своих людей, которые работали в администрации. Вопрос был лишь в том, чтобы не промахнуться и наверняка знать, кто свой, а кто чужой.

Москва. Старая площадь. Администрация Президента.

6-й подъезд, седьмой этаж, кабинет 763

Орлов взял пачку сигарет, покрутил ее в руке и снова положил перед собой. Пепельница была полна окурков и выглядела препротивно. От одного взгляда на нее Андрея слегка замутило.

«Накурился — дальше некуда! — с отвращением подумал он и посмотрел на часы. Было около семи. — Что ж они медлят? Неужели не получилось? Вроде, все было сделано, как договаривались. Пропуска им выписали, сотрудник их должен был провести прямо к месту. Тех, кто мог бы помешать, — пет в типографии. Почему не звонят?» — задавался вопросом Орлов.

Вот уже полтора часа он ждал информации от оперработника, который вместе со своими коллегами должен был незаметно изъять из общей пачки уже готовой типографской продукции несколько образцов. По меньшей мере но два удостоверения и спецталона на автотранспорт. Разумеется, делать это приходилось неофициально, чтобы не спугнуть «заказчика» и «исполнителя». Ситуация усугублялась тем, что исполнение заказа на изготовление липовых документов, оформленного с соблюдением всех правил, находилось, как выяснилось только вчера, «на контроле у руководства». А это означало, что весь тираж мог оказаться совсем не там, где ожидали его обнаружить оперативники и, более того, быть недоступным для них.

Привлекать внимание к факту изъятия документов было никак нельзя, так как сотрудники Министерства безопасности проводили эту операцию, хотя и с санкции своего непосредственного руководителя, но все-таки на свой страх и риск. Вполне понятно, что о подобном вторжении следовало предварительно известить руководство управления, в ведении которого находилась типография. Но ваг удалось бы тогда найти хотя бы следы тиража, уверенности не было.

За несколько дней Орлов смог уточнить некоторые обстоятельства, связанные с этим делом. От одного из сотрудников администрации, который работал здесь бессчетное число лет и знал, казалось, обо веем, что творилось на Старой площади в конце девяносто первого, Андрей получил дополнительную информацию о Рыбине.

Действительно, Григорий Александрович Рыбин, генеральный директор охранного агентства «Страт», в течение нескольких месяцев возглавлял службу охраны комплекса зданий на Старой площади. Когда с ЦК КПСС было покончено, отпала необходимость и в особой охране здания. Да и доверия повой власти к «цепным псам прогнившего режима», по-видимому, не было. Тоща кто-то из новых хозяев зданий принял решение заменить спецохрану, которая «верой и правдой служила коммунистам», на боевиков Рыбина, выдававших себя за высокопрофессиональный отряд борцов за демократию. На смену строгим прапорщикам, въедливо проверявшим удостоверения и паспорта, скользящих пристальным взглядом по лицам входивших в здание, тихо и вежливо произносивших неизменное «Проходите!», пришли развязные парни с манерами блатняков, не то новоявленные рэкетиры, не то ресторанные вышибалы.

Ох уж погужевались эти ребята на бывшем особо важном режимном объекте! Порастаскали старое цековское добро — всякие там громоздкие чернильные приборы из уральских самоцветов, картины, писанные художниками из «братских стран»[45], настольные лампы с зелеными абажурами и книги, книги, книги. Правда, зачем этим ребятам нужны были книги, одному богу известно. Читать их они, конечно, не собирались, а скорее намеревались продать или в лучшем случае украсить ими интерьеры своих квартир. Чего они не брали — так это собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма. Так и оставались лежать на полу в коридорах и подсобках связки некогда очень ценных и всеми изучаемых философских трудов, теперь не нужных новым хозяевам староплощадских кабинетов. В новую жизнь представите™ победившей в августе 1991 года демократии собирались идти, не отягощенные знанием общественных законов развития, рассчитывая все решить с налету — войти в «рынок», создать действенные институты гражданского общества, образовать в стране класс собственников, которые и должны были привести ее к всеобщему благоденствию.

Выясняя обстоятельства «активной деятельности» Рыбина и его сообщников, Орлов все же интересовался прежде всего тем, чем должен был интересоваться сотрудник спецслужбы, работающий «под крышей» в каком-либо учреждении: а не совершили ли эти шустрые ребята что-то такое, что несло в себе угрозу интересам государственной безопасности. Впрочем, само их нахождение

в комплексе зданий, где десятилетиями вырабатывались и принимались самые главные политические решения и поэтому были сосредоточены громадные государственные секреты, было явной угрозой интересам государства. Общеизвестно — люди, привыкшие рассматривать вес через призму своих личных интересов, готовые за хорошие деньги продать не то что секреты, но и мать родную, способны на вес. А Рыбин и его команда, похоже, были именно такими людьми.

Никаких докладных, справок, других документальных данных о периоде нахождения на Старой площади охранников из «Страта» не сохранилось. Видно, ребята постарались не оставить следов, и это говорило об их достаточно высоком профессионализме. И все-таки Орлов узнал некоторые подробности, заставившие его и сотрудников с Лубянки сильно насторожиться.

Во-первых, было выяснено, что кроме вывоза разного имущества Рыбину удалось организовать вывоз значительного количества документов. Правда, большинство из них, наверное, были несекретными и могли представлять только историческую ценность. Однако сотрудница комбината питания, с которой встретился Орлов, рассказала, как весной прошлого года своими глазами видела громадный трейлер, стоящий во дворе, в который грузили какие-то коробки. Погрузкой командовал Рыбин, а грузчиками были не рабочие из подразделения по эксплуатации зданий и сооружений, а охранники из «Страта». Был уже поздний вечер, когда обычно уже никаких работ на Старой площади не проводилось, кроме, конечно, каких-нибудь ремонтных или авральных. А тут в полутьме такая возня и суета! Вес это работнице общепита тогда показалось крайне странным. Проходя мимо трейлера, она услышала характерный гул погрузочной машины и увидела, как к открытым задним дверям фургона поднимают массивный темный ящик. Он весил, наверное, несколько центнеров, так как охранники, кряхтя и чертыхаясь, с трудом разворачивали его, скатывая с полозьев подъемника. При бледном свете уличных фонарей в темноте поблескивали металлические ручки и маленький барабан размером с консервную банку, прикрепленный к широкой стороне ящика. «Сейф!» — догадалась тогда работница, хотя подобных массивных сейфов опа никогда не видела, разве что в кино.