Искусство и медитация. 24 урока, которые день за днем преображают жизнь - Кристоф Андре

Вспоминаю статью о потерявших жену или мужа людях, которые могли улыбаться, вспоминая своего спутника жизни («Какое горе потерять их, но какое счастье было их знать»). Два года спустя они чувствовали себя гораздо лучше, потому что не позволили своему счастью сгинуть в пучине горя. Они смогли понять, что жизнь в полном сознании – это и счастье, и несчастье одновременно.

Горе не стирает былое счастье, не отнимает его у нас: прежнее счастье останется с нами навсегда. Мы имеем право плакать и смеяться одновременно. Это потому, что мы принимаем мир и решаем любить его изо всех сил.

Пребывая в печали, остановиться и утешиться крупицами счастья. Пусть малыми, грустными, неполными, несовершенными, отрывочными.

Как сильно мы любим Этти Хиллесум, узницу лагеря Вестерборк – предтечи лагерей смерти. Она писала: «Жизнь и смерть, страдание и радость, мозоли на истертых ногах и жасмин за домом, травля и бесконечные зверства, эту симфонию горя и счастья я воспринимаю как неделимое целое».

Как сильно мы любим Евгению Гинзбург; она сидела на скамье подсудимых в зале сталинского суда, не понимая, в чем ее обвиняют. Евгения смотрела в окно в ожидании смертного приговора или срока в ГУЛАГе: «За окном виднелись большие темные деревья; я вслушивалась в тайный шепот свежих листьев. Мне казалось, я слышу его впервые. Этот шелест листвы растрогал меня до глубины души!»

Предел полного сознания и предел человечности. Наверное, нам его не достигнуть. Но мы можем к нему стремиться. Пребывая в печали, остановиться и утешиться крупицами счастья. Пусть малыми, грустными, неполными, несовершенными, отрывочными. Они могут дать лишь слабое и кратковременное утешение: как только мы вернемся к жизни и мысли, несчастье, возможно, вновь наберет силу. Но мы опять двинемся к пределу. И снова, и снова. Неустанно.

Мы всегда будем думать о своем несчастье, сравнивая его с тем, что похоже на жизнь, а значит, и на счастье.

Что касается счастья, полное сознание учит нас простой вещи: поскольку счастье неотделимо от несчастья, поскольку жизнь постоянно сталкивает нас с горем и потерями, нечего и думать о постоянном и совершенном счастье. Надо учиться довольствоваться малым: давать место счастью, невзирая на сложности и заботы среди них, а не когда проблемы исчезнут и заботы уйдут (важно понять, что день, когда все проблемы разрешатся, не наступит никогда, особенно если мы пребываем в тревоге или меланхолии). Оберегать наши искорки счастья, особенно пред лицом неприятностей. Именно тогда эти искорки самые трогательные, волшебные, необходимые.

То, что предстает нашему взору, не существует или, по крайней мере, существует не совсем так. Картина напоминает план внутреннего устройства огромного готического архитектурного сооружения, у которого убраны стены, чтобы лучше его показать, а нам, зрителям, раскрыть его секреты и внутреннюю структуру. Наш взгляд движется через три области или слоя этой картины. В центре – святой Иероним за рабочим столом. Главное здесь – не его святость, а эрудиция, о которой мы догадываемся благодаря окружающим его рукописям, и его человеческие качества, о которых мы судим по множеству трогательных деталей: обувь, снятая им прежде, чем взойти на помост, кот, спящий в сторонке. Вокруг рабочего стола – большое здание, в котором угадывается монастырь. Его строгий устав не позволяет отвлекаться на мирское, но жизнь проникает и сюда. Посмотрите направо: по темной галерее, окружающей хоры, бродит лев. Рассказывают, что Иероним спас это раненое животное. Лев потом следовал за ним повсюду и даже жил здесь, в монастыре.

Святой Иероним в келье, ок. 1475. Антонелло да Мессина (ок. 1430 – ок. 1479) Доска, масло, 0,457 x 0,362 м, Национальная галерея, Лондон

Третий, внешний, слой – это окружающий мир. На переднем плане картины, прямо перед зрителем, широкий портик, на ступенях которого – павлин и куропатка. На заднем плане через большие окна виден сельский пейзаж и город вдалеке, через другие окна – небо и парящие там птицы.

Внутренняя работа и внешний мир: их разделяет лишь рамка. Мне так и хочется рассказать этой картине, как мне нравится ее толковать, как верно она отражает мои мысли. Глядя на святого Иеронима, я думаю о вхождении в полное сознание, где чередуется погруженность в себя и открытость миру. А также о постоянном захватывающем труде…

Тренировка ума

Откуда взялись странное мнение, что мы хозяева своего ума, и склонность считать врожденной и самоочевидной, не требующей развития нашу способность быть внимательными и осознанными?

Как будто мозг, в отличие от мышц, развить невозможно и тренировать не нужно! При этом мы знаем, что физические упражнения укрепляют мышцы, что правильное питание – здоровье. Но мы куда меньше убеждены, а может быть, просто не в курсе, что тренировка ума, ментальные упражнения представляют немалый интерес для нашей психики.

В интеллектуальном плане они помогают нам развить способности к размышлению и концентрации; в эмоциональном – противостоять стрессу, подавленности, раздражению и вечным превратностям судьбы.

Чем больше мы раздражаемся, тем раздражительнее мы становимся. Чем больше мы проявляем пессимизма или негативизма, тем сильнее мы подавляем желание действовать не только ради других, но и для своего блага. Чем больше мы погружаемся в стресс, тем скорее мы становимся чемпионами по стрессу…

Хотим ли мы развиваться в других направлениях? Для этого необходимо работать. Мы трудимся, чтобы выучить английский, научиться кататься на лыжах или играть на музыкальном инструменте. Но не для развития осознанности и концентрации. Кто-то скажет, к примеру: «Зачем эти ежедневные упражнения? Разве уроков жизни недостаточно? Разве не хватит моих намерений и решимости?»