Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри

часто вспоминала об этой встрече, но не рисковала снова попасться Смерти на глаза. Ее гордость, надменная эльфийская гордость не позволяла Арафели признаться в том, что Смерть смущала ее и она откладывала идею о том, чтобы снова выйти к людям на следующее лето, а потом и на следующее… что значит время для того, кто помнит крохотными ростками вековые деревья? Но наконец она вернулась в этот лес рядом с Кер Веллом и снова была смущена быстротечностью человеческой жизни, ибо дитя стало гораздо выше, когда Арафель снова увидела его играющим на траве возле стен. Девочка уставилась на нее огромными детскими глазами, позабыв о кукле, лежавшей на коленях. Здесь снова были женщины, которые сидели кружком, разложив свои яркие юбки, а пальцы их сновали, занимаясь вышивкой. Они болтали и смеялись резкими лукавыми голосами, не замечая гостьи. Лишь девочка смотрела на нее серьезно и с интересом.

И Арафель, скрестив ноги, опустилась на землю, и девочка принесла ей венки из маргариток и показала, как загадывать желания. Они вместе смеялись, но потом спутницы девочки прибежали и увели ее прочь от леса, отругав.

Арафель приходила не каждый день и даже не каждый месяц. Иногда она была занята другими делами, но в эти дни она часто вспоминала людей и много пела, и была счастлива.

Но время у смертных тянется долго, и однажды, когда ее не было несколько месяцев, девочка села на своего пони и направилась в лес искать Арафель вдоль поросших ивами берегов Керберна.

Лесной сумрак становился все гуще, отсюда стоило бы уйти. Толстенький пони знал это и потому, сбросив девочку со спины, в ужасе убежал прочь. А Бранвин стряхнула с рук мокрые листья и сжала губы, чтобы те не дрожали, ибо то, что испугало пони, кряхтело и шепталось в кусте неподалеку.

Много незваных пришельцев хлынуло в Элвуд тем вечером – зазвенели рога и человеческие голоса, и нашли бедного пони с переломанной шеей. И Эвальд заехал глубже всех, движимый отчаянием и отцовской любовью… и группа под предводительством Скаги зашла так далеко, как можно было зайти, только стыдясь Эвальда и боясь гнева Скаги.

И Арафель пустилась на поиски, услышав крики и заметив вторжение. Она нашла девочку сжавшейся, как испуганная ланка, в дупле старого и ненадежного дерева, она вытерла ей слезы и разогнала мрак с прогалины.

– Ты пришла за мной? – спросила Арафель, и сердце ее потеплело от того, что наконец, после стольких лет, люди начали подавать какую-то надежду. – Пойдем, – сказала она Бранвин, желая взять ее туда, где детство длится долго, а жизнь еще дольше. Но девочку пугали иные виденья.

И вдруг вдалеке зазвенел голос отца, и выбор был предрешен – она откликнулась и бросилась к нему.

Арафель скользнула прочь и долго оставалась там. Может, ее мучил стыд за намерение украсть. И боль… наверно, более всего. И много миновало лет и праздников костров, и смертный Элд дичал, и Смерть своевольничала, пользуясь ее отсутствием.

Но когда сердце ее исцелилось, она снова вернулась. Она надеялась встретить девочку, как всегда, на окраине леса, но не нашла ее там… «Наверное, в такой яркий летний день Бранвин будет играть на склоне холма», – подумала Арафель, и, неугомонная, она подошла к самым стенам Кер Велла, обшитым горьким железом.

Там она и нашла Бранвин – на вершине башни, в закрытой нише, куда не мог проникнуть ветер.

Облик девочки изменился. Она стала молодой женщиной, облаченной во взрослое платье, которая с тревогой смотрела на Арафель и не могла вспомнить, поскольку уже позабыла о своих детских мечтах. Бранвин кормила здесь птиц, но рука ее замерла, полная крошек, а в глазах застыло изумление, ибо она не понимала, откуда взялась здесь ее гостья, и лишь видела, что она тут, – так на Арафель смотрело большинство смертных, если они вообще замечали ее.

– Ты помнишь меня? – спросила Арафель, огорченная этими переменами.

– Нет, – сказала Бранвин, наморщив нос и запрокинув голову, чтобы с ног до головы осмотреть свою гостью. – Ты бедна.

– Да, некоторым я кажусь такою.

– Ты просила милостыню у меня на дороге? Тебе не следовало приходить сюда.

– Нет, – терпеливо ответила Арафель. – Возможно, когда-то я казалась тебе другой.

– У наших ворот?

– Я никогда не просила милостыню. Я подарила тебе цветок.

Синие глаза моргнули, но память не возвращалась к ней.

– Я показывала тебе волшебство. И мы плели с тобой венки из маргариток, и я нашла тебя в лесу, когда ты потерялась.

– Неправда, – выдохнула Бранвин, сложив чашечкой ладони с крошками. – Я перестала верить в тебя.

– Так легко? – спросила Арафель.

– Мой пони умер.

То была ненависть. Она ранила. И Арафель застыла в изумлении.

– Мой отец и Скага привезли меня домой. И больше я никогда туда не ходила.

– А могла бы… если б захотела.

– Теперь я – женщина.

– Ты все еще помнишь, как меня зовут.

– Чертополох, – и Бранвин отодвинулась подальше от нее. – Но подружки детства уходят, когда девочки вырастают.

– Ну что ж, пусть будет так, – сказала Арафель.

И она начала исчезать. Но в последнем порыве отчаянной надежды она помедлила и произнесла заклинание, как когда-то делала раньше, посеребрив крылья прыгавшим вокруг птицам. Но Бранвин поспешно швырнула крошки, и птицы вспорхнули, борясь за них, и их сияние померкло в трепетанье крыльев. Она им бросила еще. Такие были чары у Бранвин – она приручала диких тварей, потворствуя их желаниям. Синие глаза цвета льна сузились и глядели недобро – Бранвин осознавала собственную власть и презирала все первозданное и дикое.

– Прощай, – сказала Арафель и отпустила ту силу, что позволяла ей оставаться так далеко от Элда.

Она растаяла, не желая более оставаться.

– Разве я не предупреждала тебя? – холодно спросила ее Смерть в следующий раз, когда пути их пересеклись. И тогда в гневе Арафель прогнала ее от себя, но не из леса, ибо она не благоволила к людям. Надежды, которые она возлагала на человечество, оказались тщетными и обернулись против нее же, ибо выросшее дитя, как и побеги в Новом лесу Смерти, укоренялось в этом мире, но не в ее.

Она соскользнула в безопасный и добрый свет своей луны, в тот Элд, который видела она, – лес, что никогда не знал увядания. Здесь листья серебрились в зеленоватом, юном сиянии луны, здесь воды пели, и птицы были свободными, и олени блуждали с такими глазами, в которых отражались все звезды ночи.

И в этом было ее утешение – в мечтах, в прогулках по любимому лесу и в сохранении того, что вечно оставалось неизменным, без всяких мыслей о человеке. А иногда летними ночами она выходила и видела, как смертный Элд все больше дичает и пустеет. Она не знала и не хотела знать о делах