Ошибка - Светлана Талан

Каждое слово давалось Веронике с трудом. Она понимала, что не может сделать ту же ошибку во второй раз. Сейчас она еще раз даст слово Ульяне и теперь уже выполнит свое обещание, иначе утратит покой.

– Улечка, – продолжила Вероника, – я приложу все усилия, чтобы найти твоих детей. Я попрошу у них прощения и расскажу, какой была их мама. Обещаю тебе.

Вероника поставила венок на могилу, коснулась губами портрета Ули, еще раз посмотрела на него. Казалось, глаза Ули смотрели уже не с упреком, а просто с грустью.

У подруг было еще время, и они пошли навестить тетю Тоню, за которой теперь ухаживала Кирина мама. Старушка почти совсем ослепла, но заявила: «Не дам врачам в глазах ковыряться», – когда тетя Валя предложила ей прооперироваться.

– Это я, Кира, – сказала Кира, переступив порог, – а со мной – Вероника. Помните такую?

– Думаешь, если катаракта съела мне глаза, то и мозги сжевала? – хрипло отозвалась старушка.

– Вы, как всегда, любите поворчать! – засмеялась Кира. – Сейчас я вам натоплю, будет тепло. Что здесь у вас как в холодильнике?

Пока Кира занималась печкой, Вероника протерла пыль, вытрусила коврики, вымыла пол. Подруги позавтракали вместе со старушкой и уже собрались идти.

– Не грустите, – сказала Кира, поставив в подвесной шкафчик последнюю вымытую тарелку, – после обеда к вам зайдет мама.

– Вот и хорошо, – кивнула старушка, – а я пока кино посмотрю. – Тетя Тоня ощупью нашла пульт телевизора, нажала кнопку. – У слепых есть свое преимущество. Знаете какое?

– И какое же? – спросила Кира уже с порога.

– Можно телевизор смотреть, сидя впритык к нему, – глаза болеть не будут и зрение не испортится.

– А вы молодец, – сказала Вероника, невольно подумав о том, что тетя Тоня намного старше ее мамы, но еще жива, неплохо выглядит и даже шутит, – хорошо держитесь.

– Ага, – буркнула тетя Тоня, вслушиваясь в звуки телесериала, который транслировали по телевидению.

– Идем, – шепнула Кира, – она уже вся в сериале.

Вдруг старушка резко обернулась, посмотрела бесцветными глазами на Веронику.

– Уля, – сказала она выразительно, – прости меня, дуру старую.

Вероника остолбенела. Ей стало жутко, потому что старушка перевела взгляд с нее в угол комнаты и снова повторила:

– Уля, Улечка…

Вероника обернулась, но там никого не было. Старушка протянула руку вперед, поднялась и медленно пошла вперед. Вероника настолько испугалась, что на голове зашевелились волосы. Она со страхом смотрела в угол, куда указывал сухой желтый палец старушки, словно там действительно стояла Уля.

– Пойдем, – Кира потянула Веронику за руку, – не обращай внимания. Иногда на нее находит…

Вероника быстро выскочила на улицу, полной грудью вдохнула свежий воздух, так что даже закружилась голова. «Врач называется, – подумала она, – испугалась слабоумной старушки».

– Не уходи, Уля! – донесся до нее неистовый крик из дома. – Прости меня!

– Да не обращай ты внимания, – улыбнулась Кира. – Я уверена, что старушка уже спокойно смотрит или, точнее, слушает свой сериал.

Кира заглянула в окошко.

– Правда! Уже спокойненько сидит в кресле!

…Когда Вероника ехала с Кирой домой, у нее в ушах еще долго звучал страшный крик тети Тони. Почему она перепутала ее с Ульяной? Может, действительно увидела то, чего не видят зрячие? А еще Веронике нужно было возвращаться домой, туда, где ее семья. Там сын и муж. Они ее ждут и любят, а ей надо будет научиться жить с ложью в душе. Или нужно просто не думать об этом…

Вероника не заметила, как заснула. Ей снились теплые чуткие руки Захария, которые, словно пальцы музыканта, касались нетронутых струн то ли ее тела, то ли самой души.

Захарий Ефремович кивнул охраннику, который услужливо закрыл ворота за «лексусом», заехавшим во двор. Мужчина быстро вышел из салона, бросил взгляд на темные окна своего особняка. Какой сегодня день? Пятница, суббота или воскресенье? Если в доме темно, значит, его домохозяйка Алина выходная и, следовательно, сегодня какой-то из этих дней.

«Дожился, – мелькнула у Захария Ефремовича мысль, – целый день крутишься среди массы людей, а придешь домой – не у кого спросить, какой день недели».

Захарий Ефремович вошел в дом, включил свет почти во всех комнатах. Не то чтобы он боялся темноты, он ее просто не переносил. Днем ему хотелось побыстрее избавиться от общества, шума, суматохи, забот – всего сразу и погрузиться в тишину, спрятаться за высоким забором, попасть в стены родного дома и уже спокойно принять душ и расслабиться. Но как только он приезжал домой, его начинало что-то угнетать. И это что-то имело название «одиночество».

Он не любил его. Он ненавидел одиночество, но оно постоянно было с ним. Он чувствовал его холодное дыхание даже тогда, когда в этом доме жили Светлана и другие женщины, еще до нее. За нетребовательными, необременительными связями, среди иллюзии благополучных отношений было его одиночество.

Захарий Ефремович по привычке долго стоял под душем, кряхтел, сопел и охал от наслаждения. Монотонный шум воды успокаивал его, а теплые ручьи, приятно скользившие сверху вниз, мыли не только тело – они смывали весь тот негатив, который облепил его за прошлый день. Захарий Ефремович растер тело после мытья, завернулся в мягкий махровый халат. Чтобы шаги не отдавались в голове, включил телевизор, затем улегся на диване перед камином.

В доме чисто, нигде ни пылинки – постаралась Алина. Сколько она у него уже работает? Десять, нет, где-то лет пятнадцать. Пришла к нему совсем молоденькой девушкой, запуганной и несчастной. Он пожалел ее, принял на работу и никогда не пожалел об этом. Алина была невысокого роста, тихая, бесшумная, незаметная настолько, что вскоре он перестал замечать ее вообще. У Захария Ефремовича бывало много гостей, он жил с разными женщинами, неизменной оставалась лишь Алина. Она добросовестно делала всю домашнюю работу, приходя к нему четыре раза в неделю, ни о чем не просила, не спрашивала, никуда не совала свой нос, прекрасно знала его привычки и требования и все выполняла. Вот и сейчас в доме царил идеальный порядок. Захарий Ефремович поднялся, пошел в кухню, открыл холодильник. Там было полно продуктов. Алина не забыла купить коньяк и бананы. Все так, как положено.

Захарий Ефремович прошелся по комнатам, провел пальцем по бронзовым статуэткам на камине, по подоконникам, даже стал на цыпочки и засунул руку под кровать. Там тоже было идеально чисто. Но не было удовольствия от присутствия в своем доме. Он снова прилег на диван, доставленный из Италии, который недавно приобрел за сногсшибательную цену только потому, что он ему сразу же понравился. Захарий Ефремович остался доволен покупкой, но сегодня любимый диван показался неудобным и довольно-таки жестким. И вообще, в доме было чисто, но чего-то не хватало. Чего именно – он никак не мог понять, и ощущение дискомфорта не покидало его.