Пандемоний - Дэрил Грегори

— Разумеется, это только слухи, — добавила мать Мариэтта. — Возможно, это был не Правдолюб. Уверяю вас, подробности, если они вас интересуют, можно будет прочесть в газетах.

Мы дошли до светофора на Лейк-стрит, туда, где серебряные небоскребы сливаются воедино. Справа от нас располагался небольшой парк.

Мариэтта указала на витрину за моей спиной.

— Закажите для меня кофе на вынос, мистер Пирс.

На углу располагалась кофейня.

— Не понял?

— Черный кофе, два кусочка сахара.

Она стояла и ждала, уйду ли я. Нет, ждала, когда я, наконец, уйду.

Может, потому, что она священник, а может, потому, что женщина. Или потому, что женщина-священник. Но я не мог не выполнить ее просьбу.

Очередь к прилавку протянулась почти до самой двери, и я неожиданно вспомнил, что для тысяч, да что там тысяч, для миллионов людей прошлым вечером ничего необычного не произошло. Они проснулись в той же постели, в какую легли спать накануне, рядом с теми, с кем они спят вместе вот уже многие годы. Для них это была обычная кофейная пауза, очередная чашечка бодрящего напитка с молоком и горячей булочкой, после которой они снова поспешили к себе в офис, чтобы удалить из почтового ящика очередную порцию спама. Бедные заблудшие овечки. Они были защищены от демонов не лучше, чем тот несчастный, что стал накануне вечером жертвой Правдолюба, хотя наверняка не хотели в этом признаться. Они в равной степени уязвимы, просто им еще никто не поставил диагноз.

Очередь двигалась быстро, и уже через минуту стаканчик с кофе обжигал мне пальцы. Только пальцы: я держал стаканчик в левой руке. Ладонь была перебинтована толстым слоем марли, и я ничего не чувствовал. Мать Мариэтта попросила два кусочка сахара, но кусочков сахара не оказалось. Впрочем, что это я? Когда я в последний раз видел кусковой сахар? Я насыпал в чашку сахарного песка. Подумав, добавил еще. И, похоже, перестарался.

Черт побери, чем это я занимаюсь?

Я надел на стакан пластиковую крышку, обошел столики и входящих внутрь посетителей и вскоре вернулся на улицу.

Мать Мариэтта стояла, прислонившись к стене. Глаза ее были закрыты.

— Ваш кофе, — произнес я.

Она открыла глаза, взяла у меня стакан, поднесла к губам, но пить не стала. Затем снова закрыла глаза, и пар, что поднимался из прорези в крышке, окутал ее лицо легким облачком. Дыхание ее успокоилось, тело слегка обмякло. В самое первое мгновение, когда я только заметил ее в фойе отеля, от меня не скрылось, что она пребывает в состоянии жуткого возбуждения, как тот электрон, что приготовился сменить орбиту. И вот постепенно — благодаря молитве или медитации — Мариэтта освобождалась от избытка энергии. Так сказать, выпускала пар.

Спустя какое-то время она снова открыла глаза.

Боже, о чем я хотел ей поведать! О Хеллионе, о том, как я теряю контроль над собой, какое решение мне подсказали исследования доктора Рама. Но теперь доктор Рам мертв, а мои внутренние часы ведут обратный отсчет.

— Мне нужна ваша помощь, — произнес я. — Когда мне было пять лет, в меня вселился демон. С тех пор он меня не покидает. Сидит внутри. Когда я прочел про исследования доктора Рама, мне в голову пришла мысль: а нельзя ли удалить его посредством хирургической операции.

— Мы сражаемся не с плотью и кровью, — возразила мать Мариэтта, глядя куда-то в сторону. — Но против сил тьмы, что пытаются подчинить себе весь мир.

Я подождал, что моя собеседница скажет дальше, но она молчала.

— Видите ли, это плохо помогает.

— Мне понятно, куда вы клоните, — вздохнула Мариэтта, впрочем, довольно спокойно. От ее ярости почти не осталось следа, и теперь она казалась просто усталой. — Вы не единственный, кто увидел, какие перспективы открывают исследования доктора Рама. Духовная ампутация, химическое обезвреживание, хирургический экзорцизм… ну, или по крайней мере методика выявления случаев одержимости. И вот теперь он мертв, и эта линия исследований закрыта. Не думаю, чтобы кто-то взялся их продолжить.

— Что вы имеете в виду под словом «закрыта»? По-моему, все говорит за то, что он был на верном пути. Демоны боялись доктора Рама настолько, что убили, лишь бы прекратить его работу.

Мать Мариэтта посмотрела на меня и устало улыбнулась.

— Мистер Пирс, у демонов нет плана действий. Они не работают сообща по воплощению в жизнь общих решений. Каждый из них наделен собственной одержимостью, каждый хочет того, чего хочется только ему. И если Правдолюб убил доктора Рама, то лишь по одной причине: доктор заявил, что знает, как излечить болезнь, но он лгал. — Мариэтта пожала плечами. — Это дело рук Правдолюба. Наказывать лжецов.

Она взялась за ручку сумки.

— Всего доброго, мистер Пирс. Это последний день нашего с вами знакомства.

Мать Мариэтта спустилась с тротуара на проезжую часть и прошла между бамперами припаркованных машин. Затем зашагала дальше, сумка подпрыгивала у нее на плече.

— Подождите! Вы должны мне помочь. Что мне делать, скажите?!

Мать Мариэтта остановилась на середине перекрестка и обернулась.

— Вы ничего не можете сделать, — ответила она. — По крайней мере ничего против демонов, зато они могут поступить с вами, как им вздумается. Я бы на вашем месте… — зажегся зеленый свет, но Мариэтта даже не обратила на это внимания, — подыскала бы себе хорошего адвоката.

С этими словами, не обращая внимания на машины, Мариэтта перешла улицу. Сейчас ее не составило бы труда задавить или по крайней мере сбить с ног. Ведь это Чикаго, черт побери.

Но нет. Она без приключений дошла до противоположного тротуара и зашагала на север, к озеру Мичиган. Пластиковые колеса ее чемодана продолжали грохотать по неровному асфальту.

Лью и Амра жили в Гарни, северном пригороде Чикаго, где также расположен самый большой парк аттракционов во всем Иллинойсе, «Шесть флагов Великой Америки». Из комнаты для гостей мне был виден горб американских горок, вздымающийся над голыми деревьями. Вернее, там находились спаренные горки, так что теоретически одна часть могла соревноваться наперегонки с другой, но на самом деле тележки на них никогда не катались с одинаковой скоростью.

— Вы когда-нибудь там бываете? — спросил я.

Когда мы с Лью были детьми, то каждое лето посещали парк раза два или три. Это было в те времена, когда он назывался просто «Великая Америка».

Брат поднял глаза, понял, о чем я говорю, и вновь принялся убирать с кровати вещи.

— Нет.

Он использовал кровать как еще один рабочий стол, завалив ее пачками бумаги, какими-то техническими справочниками и коробками с пенопластовыми прокладками, в которых, по всей видимости, доставляли пиццу. Большая часть этого мусора перекочевала в кладовку.

Лью был на меня страшно зол, хотя и пытался сдерживать себя. В этом противоестественном состоянии он не мог пребывать слишком долго. Он вновь станет самим собой лишь после того, как взорвется и выплеснет все наружу.