Шотландия: Путешествие по Британии - Генри Воллам Мортон

В капелле колледжа Баллиол по определенным воскресным дням читается особая молитва: «Мы благодарим Господа за Джона Баллиола и Деворгиллу». Сидя среди руин аббатства Доброго Сердца, можно услышать, как выводит свою лирическую песню малиновка под разрушенной аркой, и испытать желание повторить эту молитву, потому что любовная история, свободная от страстей, чистая, как снег, что падает зимой в Меррике, явилась к нам из эпохи войн и убийств.

3

Он стоял на середине дороги, громким голосом говорил с деревом, садовой стеной коттеджа и бочкой для сбора дождевой воды. На груди его, словно пластина от доспехов, висел плакат, изящными буквами возвещавший, что «Пришествие Господа разгоняет ночь». На нем был аккуратный черный плащ, на брюках, как у городского клерка, тщательно заглажена стрелка, а ботинки, резко отличавшиеся от грубой обуви гэллоуэйских жителей, тоже были элегантными, стильными и черными, какие уместны на мощеных улицах. Он был странным и неожиданным персонажем в пейзаже Гэллоуэя — с загорелым лицом и дорожной пылью на изящных ботинках.

Тот факт, что он обращался в пустоту, его самого явно не смущал. Манеры у него были как у опытного оратора. Он потрясал кистью, сжимал кулаки, резко рассекал воздух рукой, очерчивая ландшафт, словом, совершал все те забавные движения, которые традиционно используются людьми для привлечения внимания аудитории. Но за все свои усилия он не получал никакой отдачи и признательности, лишь трепет листьев и каменное безразличие садовой стены да слепое равнодушие бочки с водой.

Я осторожно приблизился к массивному дубу, растущему в стороне от дороги, и остановился, наблюдая за незнакомцем. Было нечто поистине необычное в том, насколько он независим от аудитории. И в его ораторской манере было нечто новое для меня. Я не раз слушал выступления разного рода личностей в «Уголке ораторов» в Гайд-парке, да и на улицах, где кто-то пытался собрать вокруг себя толпу, но этот человек не делал ни малейшей попытки отыскать слушателей. Я с интересом наблюдал, как он склонился перед кустом в саду, словно то был восхищенный и увлеченный слушатель, сидевший в первом ряду, и как он обратил речь к стае пролетающих ворон. Время от времени он менял объект внимания, будто говорил с обширной группой людей, спасение которых составляло для него насущную задачу.

Речь шла об Армагеддоне и Втором пришествии Христа. Это была весьма высокопарная речь, уснащенная цитатами из Откровения, постоянно перемежающимися статистическими выкладками насчет бомбардировщиков и отравляющих газов, которые, насколько могу судить, казались весьма точными и правдоподобными.

Все это излагалось с хорошим английским произношением, выдававшим человека образованного, может, с легким акцентом северных графств. Я недоумевал, пытаясь понять, кто это. Клерк, страдающий религиозной манией? Человек, разуверившийся в удаче и отправившийся в странствие в ожидании конца света? Он озадачил меня.

Внезапно его голос умолк. Он отер лоб. А затем выпрямился и пропел посреди пустынного переулка на мотив торжественного марша:

Он придет, опять придет,

Он придет, опять придет.

Уходил и возвращался,

Он придет, опять придет.

Он пропел это, по меньшей мере, шесть раз кряду, пока я не поймал себя на том, что невольно начинаю повторять нелепые строки. Когда гимн завершился, он горделиво закинул плакат за плечо, будто триумфально сходил с трибуны Альберт-холла, развернулся и быстро пошел вдоль по переулку.

Я был готов последовать за ним, чтобы спросить, почему он делал все это, но в этот миг с удивлением услышал покашливание, совсем близко. Я обернулся и заметил с другой стороны дуба старика — типаж, какого не отыщешь нигде кроме Шотландии.

Он сидел на маленьком раскладном табурете, почти вплотную к дереву, опираясь на ствол спиной. На нем была старая тряпичная кепка и поношенный твидовый костюм. Маленький, полноватый; борода с упрямой каштановой прядью в седине, которая словно никак не могла обрести чистый белый тон, плотно охватывала лицо, по бокам принимая форму двух редких пучков высоко над скулами. Стальные очки прикрывали пару жестких голубых глаз, смотревших на меня в упор, однако старик не шевельнулся, не изменил судейскую позу — колени широко расставлены, руки скрещены на рукоятке толстой трости. Тыльная сторона ладоней поросла седыми волосками, на пальце было обручальное кольцо полдюйма шириной.

Он, вероятно, был почтенным дедушкой, и весь его облик излучал довольство и благополучие. В отличие от многих сельских жителей Англии, он не был жалкой реликвией ушедшей эпохи: это был довольный собой, уверенный в себе старик, который, казалось, когда-то сказал себе: «Уйду на покой, когда мне стукнет 65» и исполнил обещание. Я взглянул в его голубые глаза и понял, что для него в жизни нет тайн. Ему все было ясно, и он был всем доволен. Мир существовал в соответствии с замыслом, и ему этот замысел был хорошо известен.

— Кто был тот человек? — спросил я, указывая вслед уходившему проповеднику.

— Чокнутый.

— Простите?

— Он чокнутый, — повторил старик. — Немного помешанный.

— Ясно. А откуда он здесь?

— Никогда его прежде не видел.

Старик отрешенно уставился на свои руки, опиравшиеся на рукоятку трости, очевидно потеряв ко мне всякий интерес.

— Удачного дня, — бросил он вслед как-то с неохотой, когда я уходил по дороге.

Примерно милей дальше я снова увидел проповедника. Вокруг него стоял десяток детей. Два маленьких мальчика забрались на дерево, чтобы послушать. Он произносил в точности ту же речь, которую прежде прочитал дереву, стене и бочке с дождевой водой. Малыши слушали очень серьезно. Пара девочек время от времени соприкасалась рыжими головками и коротко хихикала, но мгновенно замирала, как только к ним обращался взгляд оратора.

Я уверен, он не был «немного помешанным». Я уверен, он знал, что делает, вот только неизвестно, знал ли, почему это делает. Его так же устраивала в качестве аудитории маленькая группа детей, как и большая толпа. Затем он запел свой гимн «Он придет к нам вновь», приглашая ребят присоединиться. Его ясный английский выговор вскоре смешался с высокими голосами детей. Когда он двинулся дальше, большинство детей разбежались; несколько человек пошли за ним, потом кто-то отделился, и только два самых упорных мальчика продолжали идти рядом с проповедником. Он нашел двух учеников! Это были всего лишь сельские мальчишки: без головных уборов, в штанах с обтрепанными краями, но они шагали, подняв к нему лица, потому что он говорил с ними о божественном.

Возможно, глупая мысль, но я вдруг подумал, глядя на спины и босые загорелые ноги детей, что это кровь ковенантеров заставляет их брести по дороге за странным чужаком.

Когда они дошли до тропы, что вела к большому дому, частично скрытому деревьями, оттуда вышла пожилая дама и заговорила с детьми. Это была типичная шотландская бабушка.

— Вы уже с Господом, мадам? — спросил проповедник буднично, как говорят бродячие торговцы, предлагающие купить рыбу или что-нибудь еще.