Шотландия: Путешествие по Британии - Генри Воллам Мортон

Когда я ехал по тенистой узкой тропе, дорогу мне перебежал черный кролик. У него не было ни одного белого волоска. Это просто невероятная удача, сказал я себе! Если черная кошка означает удачу, почему в той же роли не может выступать черный кролик?

Поворот — и еще один кролик нырнул сквозь изгородь, спасаясь от машины. Он был снежно-белый! Отменяет ли это удачу, стирая предзнаменование черного кролика? Пока я размышлял об этом, у дороги появился пятнистый черно-белый кролик; и это меня почему-то ужасно расстроило. Глен-Трул становилась слишком фантастическим местом! Я уже приготовился к встрече с Моржом и Плотником.

Примерно через милю я заметил молодого сельского парня и спросил его, видел ли он в Глен-Трул черных или белых кроликов. Он посмотрел на меня чрезвычайно серьезно, подумал, а потом сказал:

— Ага!

— Откуда они взялись? — спросил я.

— Они дикие.

— Но когда-то были домашними?

— Ага, — ответил он.

Вероятно, шотландцы в качестве свидетелей в суде — просто мечта адвокатов. Они никогда не удаляются в пространства неопределенности. Сколь часто в английских судах я слышал, как свидетелей буквально умоляют отвечать просто «да» или «нет». Минут через пять, путем настойчивых расспросов, я получил следующую информацию: некоторое время назад некий человек разводил в Глен-Трул кроликов, вполне ручных и домашних, однако последовательно позволял им сбегать и даже выпускал сам, в результате чего они скрещивались с дикими, и потомство приобретало смешанную окраску, на фоне которой особенно эффектно выделялась черная и белая аристократия, которая, как в Риме, вступала в браки исключительно друг с другом.

Дорога поднялась на верхнюю точку пути, и оттуда открылся великолепный вид на озеро внизу; деревья окаймляли горы на противоположном берегу, на маленьких островках виднелись темные, высокие ели у самого берега, а на возвышенном участке с видом на Лох-Трул торчал огромный валун, на котором можно было прочитать слова:

Вечная память

РОБЕРТУ БРЮСУ,

королю шотландцев,

чья победа в этой долине над войсками англичан в марте

1307 года открыла войну за независимость,

которую он завершил при Бэннокберне

24 июня 1314 года

Я недавно встретил человека, который, когда речь зашла о Шотландии, тут же спросил:

— Кстати, кто выиграл битву при Бэннокберне? Мы или шотландцы?

Англичане редко читают историю — если, конечно, книга не о скачках или о преступлениях, и меня удивляет, скорее, сам факт, что собеседник захотел узнать, чем кончилась битва.

— Дело в том, что вчера я разговаривал с одним шотландцем, — объяснил он, — и тот упомянул Бэннокберн. Он что-то сказал о Брюсе, который разбил нас при Бэннокберне, а я ответил: «О, правда?», а он явно был этим раздражен. Я вот думаю, может, я сказал что-то не то?

Это «О, правда?» в устах англичанина, — вероятно, одна из самых раздражающих наших реакций с точки зрения представителей других национальностей. Хотя у англичан очень сильно национальное чувство, ни один англичанин не думает об Альфреде Великом, как шотландец — о Роберте Брюсе или валлиец — о короле Артуре. Альфред — не герой, который сбросил данов в море, он для англичан глупец, который сжег пироги.

Однажды я с удивлением наблюдал, как два шотландца чуть не подрались у подножия большого и уродливого памятника Уоллесу, расположенного неподалеку от Драйбурга, из-за того что один ошибочно заявил, что Уоллес не доверял Шотландии. Собственно говоря, он просто сказал, что статуя не доверяет Шотландии! И все! Стычка закончилась извинениями и смехом. Такого не могло случиться в Англии. В Англии в голову бы никому не пришло оскорблять общественный памятник. Мы твердо стоим ногами на земле, и это заставляет нас терять чувство прошлого. И при этом ни одна другая нация не пестует столь тщательно реликвии и привычки прошлого. Это загадка; полагаю, суть ее сводится к тому, что наш народ никогда не переживал серьезную угрозу вторжения, так что наши настоящие герои — не националисты, вроде Уоллеса и Брюса, а жизнерадостные пираты, вроде Фрэнсиса Дрейка. Единственный король, которого мы считаем национальным героем, — Ричард Львиное Сердце, который не говорил по-английски и провел почти всю жизнь вне пределов страны!

Памятник Брюсу в Глен-Трул прекрасно расположен, в окружении живописной долины, гор, по которым Брюс скитался изгнанником, одиноким, преследуемым королем без королевства, после знаменитого эпизода с пауком, который, как говорят, произошел в пещере на острове Рахрин.

Брюс дал отличный бой воину почтенных лет, Эдуарду I, заслужившему прозвание «Молот шотландцев», и когда тот умер в доспехах по дороге на север, король Роберт продолжил войну против его сына Эдуарда II. Брюс в Гэллоуэе и принц Чарли на высокогорье — вот два самых романтических персонажа в истории Шотландии. (Вероятно, Монтроз был слишком сложным человеком, чтобы стать настоящим романтиком.)

Брюс скрывался сперва на острове Рахрин, затем в Арране, когда спустился на побережье Гэллоуэя. У него были свои шпионы, извещавшие обо всем; чтобы подать сигнал, они должны были развести огонь, который король мог увидеть от своей пещеры на восточном берегу острова. Было начало весны. Крестьяне собирались сжигать старый вереск. При первых всполохах огня Брюс спустил на воду лодки, уверенный, что это желанный сигнал. Серым мартовским утром он высадился на берег с тремя сотнями диких и оборванных горцев, голодных и доведенных до отчаяния. Они устроили набег на деревушку, а затем устремились в горы. Положение Брюса стало еще более затруднительным. Он начал поход по ошибке, в единственном районе Шотландии, который его ненавидел, на земле Коминов и Баллиолов. Его окружали враждебные шотландцы и англичане. Казалось невозможным прорваться сквозь ограду из стальных копий, поджидавших в горах. Наместник английского короля, Эймер де Валанс, ждал на границе Эйршира с 700 лучниками. Перевал Найтсдейл был под охраной 70 всадников и 200 лучников. Сэр Жоффруа де Мобре с тремя офицерами и 300 воинами направился на поиски беглеца в район Глен-Трул. А по территории Эйршира уже маршировали 800 горцев под командованием Джона Лорна.

Именно благодаря Джону Лорну Брюс сумел осуществить свое самое блестящее спасение. Этот человек привел с собой бладхаунда, принадлежавшего Брюсу и очень преданного хозяину. И тот отпустил пса в горы. Погоня была столь жаркой, что едва ли Брюс и его спутник видели такую прежде. Пять горцев мчались следом, чтобы убить короля, как гласит предание. Трое из них атаковали Брюса, а два других — его товарища. Все пятеро пали, и изможденные беглецы двинулись дальше среди скал, вдоль реки, протянувшейся сквозь лесистые ущелья. Некоторое время они шли по воде, потом перебрались на другой берег, чтобы сбить погоню со следа.

Вновь и вновь в своих странствиях будущий король шотландцев встречал в горах Гэллоуэя друга из народа. Самым знаменитым персонажем такого рода была вдова с тремя сыновьями, жившая на горе, которая сегодня называется Крэгенкалзи — «гора кайлеах», то есть «гора старухи». Если помните, ее историю мне поведал могильщик на старинном кладбище в Миннигафе. Джон Барбур, архидьякон из Абердина, современник Чосера, считался знатоком странствий Брюса. Его эпическая поэма дала мне весьма живописные сведения. Он утверждал, что эта вдова имела лишь двух сыновей, но гэллоуэйская традиция настаивает на том, что их было трое.