Недолго музыка играла - Светлана Алешина

— Не знаю, — равнодушно ответил пилот, — сказано было — выкинуть в этой точке, я и выкинул.

Дальше летим быстрее и скоро садимся на небольшой площадке. Кругом тишина. Вертолет не глушит двигатель, и мы просто высыпаемся из него как горох. Я к подобным манипуляциям не привык и тут же грохнулся, достаточно больно. Колька полностью повторил мой неудачный маневр. Над нами начали подшучивать. Мы не обижаемся — должна же быть какая-то отдушина в этой атмосфере напряжения и страха.

Два часа пути — и мы в лагере. Всем очень рады. Даже нам, незнакомым журналистам. Некоторых я знаю — не раз пересекались раньше. Нас узнают, легко хлопают по плечу.

Мы должны пробыть здесь три дня, затем нас снова заберет вертолет. Уже всех.

Ребята конкретные, работают здорово. Насколько я понял, это наш диверсионный отряд. Все делают красиво и бесшумно. Меня один раз взяли с собой. Очень впечатляет.

Я строчу статьи. Колька заявил, что идет в десантники. Я решил, что у него от горного воздуха поехала крыша. Он бы на себя в зеркало посмотрел. Десантник! При упорных тренировках лет, может быть, через десять что-нибудь из него и получится, никак не раньше. Но тогда он уже постареет, и все это будет неактуально. Я ему сказал об этом, так он обиделся.

Сегодня мы улетаем. Лагерь собрали в считаные секунды. Кстати, наш чеченский «мститель» куда-то пропал. Я спросил у ребят — все отмалчиваются. Больше не спрашивал.

— Подождите, — возразил Родионов.

Они с Ларисой сидели в одном из номеров гостиницы «Вена» и пытались разработать план действий.

— Не так все просто. Позвоним мы в ФСБ, а что дальше? Брать Сальникова? На каких основаниях? К тому же я уже говорил, что у Сальникова здесь, в Москве, имеются хорошие покровители. Если начнется какая-то возня, то его сразу же предупредят.

— Так не пойдет, — тут же согласилась Лариса. — Будем делать по-другому. Сальникова надо спровоцировать.

— То есть как спровоцировать? — не понял Родионов.

— Ему нужно позвонить и кое-что предложить…

— Что именно?

— Вы позвоните и скажете, что у вас на него что-то есть. Причем сказать надо так, чтобы он вам поверил. И требуйте от него денег в качестве компенсации за молчание. Скажите, что если денег не будет, то вы передадите все свои материалы в военную прокуратуру.

— Хорошо, я попробую, — тяжело вздохнув, согласился Родионов. — Хотя и не нравится мне все это.

Лариса тут же связалась с Ниловым, из квартиры которого и предполагалось осуществить звонок.

— Он согласен, — сказала она.

— Хорошо, за вами заехать в «Вену»?

— Да.

— Отлично, я буду через пятнадцать минут.

В трубке послышались гудки.

— Все, я договорилась, звоните сейчас.

Родионов слегка нервничал и все время поправлял воротник своей тенниски, хотя он лежал безукоризненно.

Через полчаса майор и Лариса сидели на кухне в квартире Валерия и пили кофе.

— Что ж, Сальников наверняка начнет действовать, — сказал Нилов. — Такого наглого шантажа он не потерпит. Я так думаю, что он подошлет человека на встречу, на которой тот и должен будет ликвидировать майора.

— Спасибо за перспективу, — пробурчал Родионов.

— Нам надо этого человека перехватить. То есть, конечно, не нам, а соответствующим организациям. Не будем отнимать чужой хлеб, пусть ребята поработают, — снисходительно улыбнулась Лариса.

— Хорошо, тогда вы звоните своему полковнику, а я — в ФСБ, — сказал Нилов.

— Нет, — вдруг решительно сказал Родионов. — Из ФСБ его предупредят.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Валерий, — я знаю там одного человека. Ему я могу доверять как самому себе.

— Да, где назначать встречу? — задумалась Лариса.

— У меня здесь, в Москве, есть квартира, — как-то неохотно сказал Родионов.

— Вы не хотите ее светить? — напряженно спросил Нилов.

— Не совсем. Дело в том, что… ну, в общем, эту квартиру я оставляю своим детям. Она сейчас пустая, но я никогда там не бываю. Всегда, когда останавливаюсь в Москве, живу в гостиницах.

— Нет, на квартире назначать встречу не надо, — сказал Нилов. — Полковник может заподозрить что-то не то — там легче засаду устроить. Мне кажется, нужно остановиться на варианте открытого места. Причем известного и людного — например, скверик на Пушке. Там вряд ли тот, кто придет, решится на крайние меры. И постарается заманить куда-нибудь майора. А мы — тут как тут…

— Да, возможно, ты прав, — сказала Лариса. — Валерий Васильевич, я всегда предполагала, что ты умный человек.

Лариса явно возвращала долг по части комплиментов Нилову, который уже не раз за их нынешнюю встречу подчеркивал свое восхищение Ларисиным высоким интеллектом. Тот не нашелся что ответить и, слегка смутившись, повернулся к Родионову:

— Пора звонить.

Майор сидел на диване с хмурым лицом и беспрестанно курил. В разговоре он практически не принимал никакого участия. Теперь он вздохнул и, тяжело поднявшись, пошел к телефону.

Нилов тут же включил записывающее устройство и аппарат прослушивания. Родионов набрал номер и стал ждать. Ему ответили довольно быстро:

— Сальников у телефона.

— Это Родионов, — слегка охрипшим голосом начал Сергей.

— О, майор! Ты сейчас где? Как отпуск? Девчонок много соблазнил? — заржал в трубку Сальников.

Похоже, он был слегка пьян.

— Нормально отдыхаю, — справился со своим голосом Родионов — теперь он говорил ровно и спокойно. — А вот ты влип, полковник. У меня есть на тебя компромат, который я собираюсь слить в военную прокуратуру и в ФСБ, а они уж пусть сами разбираются, что со всем этим делать.

— Ты уверен? — Голос Сальникова стал жестким. — Ты уверен, что у тебя есть компромат?

— Ах, ты имеешь в виду ту бедную женщину! — повысил голос Родионов. — Зачем вы ее сшибли?! Ты — дурак, полковник, и ты проиграл. У меня есть чем заинтересовать компетентные органы и помимо того, что было у журналюги.

— Чего ты хочешь? — Голос Сальникова, как показалось майору, стал трезвым.

— Денег, конечно, — усмехнулся Родионов.

— А ты не охренел, майор?

— Нет, — совершенно спокойно ответил тот. — Сейчас я в Москве. И послезавтра собираюсь в прокуратуру. Усек?

— Ты о чем? — Похоже, полковник тянул время, собираясь с мыслями.

— Деньги должны быть у меня завтра.

— Ну, допустим…

— Отлично, тогда завтра в три часа дня на Пушкинской площади, в скверике. Надеюсь, ты не забыл, как я выгляжу? Узнаешь?