Осмелишься соблазнить? - Эбби Грин

- Если только твоя болезнь не ложь.

Эдди похолодела.

- Ты все еще не веришь мне?

- Я верю, что люди готовы на многое ради хорошей жизни. Ты со своей беременностью выиграла джекпот.

Эдди прижала руку к животу:

- Это твой ребенок. Наш ребенок. Он был зачат не с какими-нибудь гнусными намерениями. Он был зачат… - Она остановила себя как раз вовремя.

Глаза Себастио сузились.

- Что? Что ты хотела сказать? Он был зачат… в любви? - В его устах это слово так и сочилось презрением. - Какая любовь, Эдди? Здесь не было никакой любви. Только желание.

Сейчас она была не в силах притворяться холодной и циничной.

- Любовь была, - сказала она. - Во всяком случае, с моей стороны. Вот почему я не пошла на последний вечер. Я знала, что надо остановиться, иначе потом будет очень больно… Хотя и тогда было уже поздно.

Себастио слышал ее, но никакие слова не могли проникнуть сквозь непроницаемую стену, которую он возвел вокруг себя за эти дни. Тем не менее каждую ночь, когда он ложился спать, перед ним возникало ее бледное лицо с горькой складкой губ, как в тот день, когда он оставил ее в самолете. И каждую ночь снился все тот же кошмар. Покореженные машины, запах бензина… Его тело было мокрым от пота, жаждущим ее успокоительных прикосновений… Будь она проклята!

Он вспомнил слова его первой любовницы:

Женщины будут говорить, что любят тебя, но любви не существует. Они будут хотеть тебя только за твой успех и деньги.

- Ради бога, - сказал он, - избавь меня от этого пафоса. Твое будущее обеспечено.

Ни ты, ни твой ребенок теперь никогда не будете ни в чем нуждаться.

- Я понимаю… - тихо сказала она.

- Понимаешь что?

- Понимаю, почему ты не можешь поверить мне. Как может тот, кто вырос с родителями, которые обращались с ним как с пешкой, что-то знать о любви?

- Эдди…

В голосе Себастио прозвучало предупреждение, но она продолжала:

- Ты не веришь, что заслуживаешь любви. Тебе внушили только чувство вины. Виктор был не прав. Ты такая же жертва, как и они. И ты тоже заслуживаешь счастья.

Мышцы на его скулах напряглись. Он сделал к ней шаг, но Эдди не отступила.

- Значит, ты считаешь, что все, что мне нужно сделать, - это забыть уроки, которым научила меня жизнь, и поверить в некое неосязаемое, словно воздух, чувство?

Эдди сделала последнюю попытку. Она взяла его руку и приложила к своей груди - там, где стучало ее сердце.

- Это достаточно для тебя осязаемо? Мое сердце принадлежит тебе, Себастио, хочешь ты этого или нет.

Он хрипло сказал что-то по-испански, и, прежде чем она успела понять, что происходит, его губы прижались к ее губам.

И сразу же она оказалась окутанной желанием и жаром.

Когда Себастио отступил, Эдди едва не упала, на мгновение полностью дезориентированная.

- Это единственная осязаемая вещь, в которой я заинтересован, - хрипло сказал Себастио.

Эдди промолчала. Она и так уже сказала достаточно. Теперь ей оставалось только одно - привыкнуть к безрадостной мысли, что у нее вряд ли есть шансы достучаться до Себастио.

Вечером того же дня Себастио сидел в баре Честерфилда - одного из самых шикарных отелей Лондона. Его привлекали его темные тона и эксклюзивность. Не желая ни с кем разговаривать, он посылал эти мрачные вибрации со своего места у стойки, где сидел уже не первый час. Его кровь все еще кипела от перегрузки адреналином. Лишь коснувшись ее губ, он едва не потерял вновь обретенный самоконтроль.

Сделав глоток виски из тяжелого хрустального стакана, он со стуком опустил его на стойку. Бармен бросил на него неодобрительный взгляд. Себастио его проигнорировал. Единственное, что не позволило ему взять ее прямо там, у стены, было ее нелепое признание.

Я люблю тебя, Себастио.

Она лгала. Как она могла его любить? Она вела свою игру, а он был дураком, ослепленным ее невинностью и свежей красотой.

Она просто пыталась склонить его к большему.

К браку.

Все, что он ей подарил, она оставила в Буэнос-Айресе. Включая и бриллиантовое колье - единственное украшение, которое он сам выбрал для женщины.

И сделала это потому, что хотела заставить его поверить, что она другая. Настоящая.

Когда она, держа его руку возле своего сердца, сказала, что оно принадлежит ему, он почувствовал, что какая-то его часть поддалась. Поэтому и поцеловал ее, чтобы напомнить им обоим, что между ними есть только одно - страсть.

Он слишком многое ей рассказал. Она знала его слабые места едва ли не лучше, чем он сам. И так же как его мать, несомненно, собиралась использовать это в собственных целях.

Но почему… почему он не чувствует себя лучше, еще раз убедившись в собственной правоте?

Когда Эдди проснулась, то сразу поняла, что в квартире никого нет. Она даже не знала, приходил ли Себастио на ночь. И только когда вышла в гостиную, увидела на столе записку:

«Эдди!

Мне пришлось на несколько дней уехать в Париж. Подумай, где бы ты хотела жить, и я все для тебя устрою.

Во время беременности ты можешь рассчитывать на мою полную финансовую поддержку, а после рождения ребенка мы обсудим дальнейшее.

Что же касается остального, то наши отношения могут быть только такими, какие они есть. Не стоит пытаться убедить меня в обратном.

Если тебе что-то понадобится, можешь позвонить Маттео. Он сейчас в городе и в курсе ситуации.

С. Р.».

Записка выпала из ее рук. Возможно, в будущем какой-нибудь другой женщине и удастся тронуть его сердце, но только не ей. Как бы их ни тянуло друг к другу.

Надежды не было.

На следующее утро прошло несколько секунд, прежде чем Эдди поняла, что ее разбудило. Боль. В самом низу живота. Похожая на судорогу.

Она выбралась из постели, пошла в ванную и заметила на белье пятнышко крови.

Сначала она хотела позвонить Себастио, но… во-первых, он сейчас был в другой стране, во-вторых…

Еще одна судорога заставила выступить у нее на лбу холодный пот. Она вспомнила, что говорилось в записке.

Маттео тут же ответил на звонок.

- Эдди? У тебя все в порядке?

- Почти… - Ее голос дрогнул. - У меня боли и немного крови. Я не знаю, что это такое, но меня это беспокоит…

- Не беспокойся и никуда не уходи. Я сейчас приеду.

Эдди опустилась на диван и свернулась клубочком.